как их убить, не привлекая к себе внимания, они бы никого не пощадили. Видите ли, для индуса такая жертва, как отречение от своей касты, очень серьезна. А такая жертва, как чья-то жизнь, – совершенный пустяк.
Я высказал мнение, что нам противостоит шайка воров и убийц. На это мистер Мертуэт высказал свое – что индусы замечательные люди. Мистер Фрэнклин оставил свое мнение при себе и вернул нас к теме разговора:
– Они видели Лунный камень на платье леди Вериндер. Что теперь можно сделать?
– То, чем грозил ваш дядя, – ответил мистер Мертуэт. – Полковник Гернкастль понимал, с кем имел дело. Завтра же отправьте алмаз (под охраной нескольких человек) в Амстердам, пусть его разрежут. Превратите его в дюжину бриллиантов. Это положит конец его священным свойствам и вместе с тем заговору.
Мистер Фрэнклин обернулся ко мне:
– Ничего не поделаешь. Придется поутру обо всем рассказать леди Вериндер.
– Может быть, лучше сегодня же вечером? – спросил я. – Вдруг индусы вернутся?
Мистер Мертуэт ответил прежде мистера Фрэнклина:
– Индусы не рискнут возвращаться сегодня ночью. Они редко идут к цели напрямик, тем более в таком деле, где малейшая ошибка способна окончательно сорвать их планы.
– Что, если мошенники поведут себя более дерзко, чем вы думаете, сэр?
– На этот случай спустите на ночь собак. У вас есть на подворье крупные собаки?
– Две, сэр. Ищейка и мастифф.
– Подойдут. В критическом положении, мистер Беттередж, у ищейки и мастиффа есть одно большое преимущество: им не свойственны, как вам, угрызения совести насчет неприкосновенности человеческой жизни.
Вслед за его шуткой из гостиной послышались звуки фортепиано. Мистер Мертуэт выбросил окурок сигары и, взяв мистера Фрэнклина под руку, пошел обратно к дому. Следуя за ними, я заметил, что небо быстро затягивают тучи. Путешественник тоже это увидел. Он бросил на меня сухой, равнодушный взгляд и сказал:
– Индусам сегодня ночью не обойтись без зонтиков, мистер Беттередж.
Ему все шуточки. Но я-то не отважный путешественник, привыкший рисковать жизнью среди воров и душегубов в диковинных краях. Я вернулся в свою каморку, сел, покрытый испариной, в кресло и стал теряться в догадках, как быть дальше. Такое тревожное состояние ума способно довести других до лихорадки, но только не меня. Я зажег трубку и открыл «Робинзона Крузо».
Не прошло и пяти минут, как я наткнулся на сто шестьдесят первой странице на бесподобный отрывок: «Страх опасности всегда страшнее опасности уже наступившей, и ожидание зла в десять тысяч раз хуже самого зла».
Если человек даже после этого не уверовал в «Робинзона Крузо», то у него либо что-то не в порядке с головой, либо ему застит глаза самонадеянность! Доказательство смотрит ему в лицо, и снисхождения заслуживает лишь тот, кто готов поверить.
Я заканчивал вторую трубку, тая от восхищения перед чудесной книгой, но тут Пенелопа прибежала доложить обстановку в гостиной (куда она приносила чай). Попрыгуньи пели дуэтом, каждую
