гости разъехались, я вернулся в залу, где Самюэль на приставном столике смешивал бренди с содовой. Миледи и мисс Рэчел вышли из гостиной в сопровождении двух джентльменов. Мистер Годфри взял бокал с бренди и содовой, мистер Фрэнклин ничего не взял. Он опустился на стул со смертельно усталым видом. Все эти разговоры за ужином, видимо, его порядком измотали.
Миледи повернулась пожелать всем спокойной ночи и наткнулась взглядом на алмаз нечестивого полковника, сиявший на груди ее дочери.
– Рэчел, – спросила она, – где ты собираешься держать алмаз этой ночью?
Мисс Рэчел пребывала в прекрасном настроении, побуждавшем ее, как это часто бывает с юными девушками, распаленными массой волнующих событий, говорить всякие глупости и при этом настаивать на их истинности. Сначала она заявила, что не знает, куда девать алмаз. Потом сказала: «Положу на туалетный столик вместе с остальными причиндалами». Тут же вслух подумала, что алмаз сам по себе светится и будет ночью пугать ее своим лунным блеском. Наконец вспомнила, что в ее кабинете есть индийский шкафчик, и немедленно решила положить алмаз именно в него; пусть, мол, два земляка проникнутся красотой друг друга. Мать Рэчел, потеряв терпение от потока глупостей, остановила ее.
– Милая моя! Твой индийский шкафчик не запирается.
– Господи, мама! – воскликнула мисс Рэчел. – Мы что, в гостинице? Или в доме есть воры?
Оставив эксцентричный ответ дочери без комментариев, миледи пожелала джентльменам спокойной ночи. Повернувшись к мисс Рэчел, она поцеловала ее.
– Почему бы тебе не отдать алмаз на хранение мне? – спросила миледи.
Мисс Рэчел отреагировала так, как десятью годами раньше отреагировала бы на предложение забрать у нее новую куклу. Миледи поняла, что дочь сегодня не переспорить.
– Завтра утром, Рэчел, первым же делом приходи в мою комнату. Я должна тебе кое-что сказать.
С этими словами миледи медленно вышла, занятая своими мыслями и явно недовольная их направлением.
После нее спокойной ночи пожелала мисс Рэчел. Она сначала пожала руку мистеру Годфри, стоявшему на другом конце залы и разглядывавшему картину. Затем повернулась к мистеру Фрэнклину, все еще понуро и молчаливо сидящему в углу.
Что они говорили друг другу, я не слышал. Однако, стоя у старого большого зеркала в дубовой раме, я хорошо видел ее отражение и как она достала из-за корсажа медальон, подаренный мистером Фрэнклином, и что-то быстро ему показала, причем с улыбкой, которая явно выходила за рамки простой вежливости. Я подумал, что Пенелопа, возможно, была права насчет того, кого юная леди избрала предметом своей благосклонности.
Очнувшись от созерцания мисс Рэчел, мистер Фрэнклин перевел взгляд на меня. Его настроение, постоянно перескакивавшее с предмета на предмет, успело перекинуться на индусов.
– Беттередж, – сказал он, – я почти склоняюсь к мысли,
