мятые маски
плюют на пороги, углы бутиков.
И в шапках, как воины в потасканных касках,
бомбят эти замки буржуйских родов.
Стучат о ступени старинною тростью,
как пиками бьют о красивый гранит,
так крошат настил, обивая отмостки,
тем портят цветной, совершеннейший вид.
Герои царапают стойки, фасады,
кляня вороватость, наживу и стать,
вовсю ненавидя узоры, оклады
и их капиталы, нечестную власть.
Бойцы-стариканы злорадно так дышат,
бросают огрызки, окурки к дверям,
советским бунтарством багряно так пышут
и пилят когтями все поручни зря.
Заходят и ропщут о месте нерусском,
бубнят о бездушности этих красот,
и с видом угрюмым, глядением тусклым
взирают воинственно между широт.
Медвежьей походкой качают корабль,
толкают плечами борта или трап,
виня во всех бедах матросов и табель,
что каждый слуга тут – потомственный раб.
Повстанцы завистливо смотрят на зданья,
их рушат по крошке средь лета, снегов
и ждут торжества братства и созиданья.
Но чинят враги свои крепости вновь…
Дворняга на канализационном люке
Собаки, как волки, а кошки, как тигры -
совсем озверели средь голода, льда.
Уже не играют их поросли в игры.
Вокруг много снега и вьюжного льна.
Холодный декабрь так адски ужасен.
Ветра пробирают до мозга костей.
И каждый час дик и безумен, опасен,
несёт только смерть, обмерзанье частей.
На зимнем вулкане, парующей кочке,
решётчатом диске, почти островке
лежу, согреваюсь клубком, одиночно
и жмурюсь от колких снежинок в тоске.
Однажды жерло тепловое взорвётся,
подбросит монету до райских дверей.
На том чугуне весь мой дух вознесётся
до места на небе, где много зверей…
Всеместный Эдем меня встретит уютом,
где будет так сытно и лето кругом.
И там я возрадуюсь свету и чуду
и встречусь с земным своим другом – котом…
От малого к большому
Коль в лунку бросают зерно или клубень,
тогда вырастают культуры, сады.
А спермии сеют в постелях и клубах,
и так появляются дети-цветы.
От слова рождается ссора иль ода,
тогда и
