шил завязать разговор:
– Ну так… как провел летние каникулы?
– Хорошо. Очень хорошо. Ездили на море всей семьей.
Задавший вопрос остановился, оборвав монотонный ритм что действовал ему на нервы. Настолько его поразил ответ собеседника.
– Так, подожди. Всей семьей… это стало быть… даже с отцом?
– Да. Мать настояла.
Задавший вопрос немного отошел от шока, и оба продолжили движение. Но ритм шагов более не был гармоничным.
– Как так получилось?
– Сам не до конца понимаю. Вроде с ним что-то произошло, и он решил позвонить матери чтобы извиниться перед ней. Хотя нет… вряд ли он звонил именно для этого. Просто как-то само так вышло, что он попросил прощения.
– А она?
– А она уперлась и сказала, что в первую очередь ему стоит извиниться передо мной. Хотя мне самому это было нахер не надо.
Некоторое время они шли молча. На губах одного из них вдруг появилась печальная и неловкая улыбка, вызванная воспоминанием о родителях. Увидев ее собеседник спросил:
– И как все закончилось? Вы встретились, он извинился перед тобой, и вы поехали на море?
– Ты шутишь? Конечно нет. Как ты себе это представляешь? Взрослый мужик который приносит искренние извинения парню в два раза младше его. Ты такое видел когда-нибудь?
– Ну…
– Вот и я не видел. И хорошо, что не видел. Наверняка это жалкое зрелище.
Он вздохнул и продолжил:
– Мы просто встретились и поговорили. Без эмоций и обвинений. Он искренне хотел получить прощение от матери, и мы сошлись на том, что я скажу ей будто извинения получены и никаких обид между нами нет.
– И это сработало?
– Да если бы. Она сказала, что раз мы помирились и все хорошо, то теперь надо всем вместе куда-нибудь съездить.
Он снова недовольно вздохнул, но неловкая улыбка никуда не исчезла.
– Кажется, она видела нас насквозь и разгадала план еще до того, как мы сами его придумали.
– Магическая женская проницательность?
– Может быть. В любом случае она вынудила нас поехать на море. И знаешь… получилось лучше, чем я ожидал.
– Понял там что-то важное? Или может быть что-то приобрел?
– Да нет. Скорее наоборот. Избавился. От бессильной злобы.
Собеседник пару раз моргнул, явно не поняв сказанного.
– Просто пока мы там были я увидел насколько сильно этот человек изменился. Не знаю стал ли он лучше, но изменился точно. Я впервые увидел насколько тяжелым может быть груз чьих-то сожалений. Как сильно он может давить. И как кто-то изо всех сил пытается уменьшить тяжесть этого груза.
– Ого. Ты это сам заметил или вы говорили на эту тему?
– Заметил сам. Хотя разок мы действительно поговорили. Я тогда спросил хочет ли он вернуть то, что раньше было между ним и матерью, а он ответил, что это невозможно, и он просто хочет стать тем, на кого она может рассчитывать в сложной ситуации.
– Звучит неплохо.
– Да. Я тоже так подумал. В тот момент я и понял, что перестал злиться. Обида и разочарование никуда не делись, но вот злоба… я будто понял вдруг, насколько это бессмысленное чувство. Понял, что люди злятся только когда не могут что-то изменить и ничего кроме злобы просто не остается. Не хотелось таким быть. Беспомощным и злобным.
– Так что получается, ты все-таки простил отца?
– Сам не знаю. Вряд ли на самом деле. Между решением кого-то простить и реальным прощением лежит целая пропасть, и пока я точно ее не преодолел. Но я увидел, как сильно он изменился. И как хочет измениться еще больше. Меня это впечатлило.
– Почему?
– Потому что это тяжело. Но он нашел в себе силы несмотря ни на что. Тогда я понял, что тоже должен что-то сделать. Как бы сказать…
Один из собеседников явно не мог подобрать слова, но второй не стал торопить его, вместо этого решив просто выслушать.
– Сам мир постоянно меняется. И либо мы меняемся вместе с ним, либо остаемся позади. Я не хочу остаться позади и потонуть в луже обиды и прочих бесполезных эмоций. Надо двигаться дальше. Всегда.
Их шаги снова начали попадать в такт друг друга. Но это уже не вызвало раздражения. К тому же, они уже подошли к лестничной площадке.
– Подождем здесь.
– Ага.
Они принялись ждать человека с которым
