весь пригород!
У меня не было вариантов. Или наверх, к самой макушке башни – или оставаться внизу и фактически отдать себя в руки тварей. Они окружили башню, перекрыли мне все пути к отступлению, и уже тянули свои белые, похожие на дохлых рыб руки.
А моя мама – то, что от нее осталось – стояла в первом ряду и улыбаясь черным, испачканным жижей ртом, протягивала мне руку.
Я выбрала лезть. И максимально быстро, насколько мне позволяли влажные ржавые перекладины башни, устремилась наверх.
Твари за мной не полезли. Видимо они справедливо решили, что теперь-то мне деваться просто некуда – я не смогу долго висеть на лестнице, а наверху только бак. А в баке жижа – она протекала из мелких отверстий, и слегка пузырилась под моими руками, пока я карабкалась наверх.
Чего твари не учли, так это крышки на самом верху бака. Она лежала неплотно, была вся ржавая и местами провалившаяся внутрь, но ведь была же! На нее я и вскарабкалась, чтобы не висеть над кучей копошащихся внизу тварей.
А вот чего делать точно не стоило – так это заглядывать внутрь бака.
Потому что внутри, прямо в черной, булькающей жиже, плавали… тела. Много, судя по тому, что самые верхние были практически на поверхности воды – бочка была завалена телами до упора. Я не знала этих людей, но некоторые определенно были похожи на тварей внизу. Возможно, это и были соседи, которых позже поглотила жижа?
А с самого верха этой композиции на меня пустыми, мертвыми глазами смотрела моя мама. Настоящая, красивая мама. Только… мертвая. Получается все это время я жила… с кем?!
Я достала телефон и в последней надежде набрала номер отца.
И вот тут случилось чудо, которого я так долго ждала – он ответил! Обеспокоенным голосом спросил, что случилось, и почему я звоню ему так поздно ночью.
Я не могла говорить – у меня челюсть была сломана. Но промычать невнятное и скинуть вдогонку сос-сообщение у меня получилось.
А дальше пришлось только ждать. Не знаю, сколько времени отцу понадобилось, чтобы организовать спасательную команду – после звонка я довольно быстро отключилась от боли, стресса и дикой вони.
В себя пришла в больнице, с загипсованной челюстью и под капельницей. Рядом сидел папа с грустными глазами.
Потом мы поговорили – ну, как поговорили – я писала короткие ответы на планшетке, а он совершенно их игнорировал и все сокрушался, что бросил меня в такой важный момент моей жизни, как их с мамой развод. Он все повторял, что не должен был уезжать, и что нам всем сильно повезло, что спасатели успели вовремя.
А я все не могла понять, почему в его истории нет ни намека на ночные события. Он же должен был видеть тела в башне и тех тварей, которые прикидывались нашими соседями!
А потом до меня дошло. Он – и все вокруг от доктора до санитарок в больнице – считает, что я полезла на водонапорную башню, чтобы… самоубиться! Они все уверены, что это была попытка суицида, а не единственная возможность ВЫЖИТЬ!
Оказалось,
