с правдой жизни, регулярно демонстрирующейся в американском кино, именно ей, как главной героине, он и должен поддать под зад в финальных кадрах. Все это она осознала, но тем не менее проскулила тихонько:
– Юра…
Он вдруг повернулся, сделал шаг назад, задрал голову и оказался с ней нос к носу.
– Анфиса, если хотите, я могу проводить вас домой.
– За… зачем?
Его нос возле ее собственного Анфису нервировал.
– Вы боитесь. Вы боитесь или не боитесь?
– Боюсь.
– Я провожу вас домой.
– А потом что?
Он шумно вздохнул.
– Вы будете пить чай с бабушкой и Клавдией Фемистоклюсовной.
– А вы?
– А я вернусь сюда.
– Господи, вот я и спрашиваю – зачем?!
Ничего она не спрашивала, просто тянула время, и они оба это понимали. Вариантов было два: или она отправляется домой на самом деле, или ей придется спускаться за ним в подвал и там, среди банок с огурцами и бутылей с самогонкой, искать нечто, трудно вообразимое.
А подвал – она еще немного подъехала на животе к краю и вытянула шею, – подвал довольно длинный и, кажется, сужающийся.
– Дайте мне руку. Я так не слезу.
– Вы… уверены?
Анфиса засопела и стала потихоньку съезжать в дыру под полом.
– С той стороны лестница. Можно по ступенькам.
– Я упаду. Ненавижу лестницы.
Анфиса сунула руку ему в ладонь, оттолкнулась и спрыгнула вниз. Юра поймал ее и осторожно опустил на пол.
И что?
И ничего?
Позвольте, а как же романтическое чувство, которое, по идее, должно было охватить обоих от неожиданной, особенной близости – да еще под покровом ночи, да еще в чужом подвале, да еще, так сказать, перед лицом неизвестной опасности?! А все эти запахи и звуки, а обостренное восприятие, а то, что «никто и никогда раньше ничего подобного не чувствовал»?! А случайное, мимолетное объятие среди соленых огурцов и маринованных грибов?! Даже нет, не объятие, а случайное прикосновение, дрожание волос, блеск глаз?! Все, столь любимое романистами во все времена?!
Ничего. Ничего!
Юра Латышев, озабоченный, видимо, вовсе не дрожанием волос и блеском глаз, а соседским подполом, аккуратно поставил ее на свободное место и спросил негромко:
– А где фотография? Та, со стены?
– Там осталась.
– Надо взять, – велел он самому себе, потянулся, пошарил, достал портрет и опять сунул его себе в штаны. – Видите? Вон там?..
– Что?
– Как будто дверь. Видите?
Анфиса выглянула из-за его плеча. В кирпичной стене на самом деле была дверь.
– Господи, – пробормотала она, – только этого нам не хватало!
– Хорошо бы узнать, что здесь было раньше, – опять себе под нос проговорил Юра. – Странно. Дом не слишком старый, а такое впечатление, что…
– Что?
– Что
