этого вопроса. Люди, которым знакомо это имя, просят меня прочитать что-то из его стихотворений, словно это как-то приблизит их к покойному чилийскому поэту, лауреату множества премий. Но опять же, я счастлив, что Лианна – Ли – его знает. В отличие от других.
– Ага, – говорю.
– Боже. Немного сопливо. – Не скажу, что она неправа. – Так, погоди, – говорит она. – Мне тогда называть тебя Пабло Неруда?
– Нет уж. Паб сойдет.
– Значит, Паб. – Она улыбается глуповатой улыбкой.
Под курткой у Ли желтый свитер, как у Большой Птицы из «Улицы Сезам».
– Итак, Паб, – говорит она. – Чем занимался?
– Стоял вот на этом самом месте с тех пор, как ты ушла. Размышлял о смертности и доле людской. А по окончании смены у меня просто отрубается питание.
– Я раньше так и думала о взрослых, – говорит она. – Ты когда-нибудь видел такие детские книжки про деревенских животных? Там была еще кошка-почтальон. «Скарри-таун»?
– «Скарри-таун»! – Я пытаюсь вспомнить. – Это не там ли были лев и червяк в шляпах?
– Да! – говорит она. – Я думала, учителя так и живут в школе, а священник моей бабушки – в церкви.
– А где им еще жить? – Я представляю себе Ли в детстве. Такое же лицо сердечком. Та же серьезность. Это любопытство.
– А потом я попала на телевидение, – продолжает она. – И оказалось, что те, кого ты видишь на телешоу и в фильмах, на самом деле скучные реальные люди низкого роста, а у некоторых на удивление отвратительно пахнет изо рта.
– Наверное, это еще одна причина не работать в «тридцатимильной зоне»[18], – говорю я, не в силах перестать улыбаться ей. – Встречаешь любимых героев, чтобы узнать, что они не соблюдают правила гигиены полости рта.
– Полное разочарование.
– Я бы никогда не смог прийти в себя.
– Кстати о зубах, мои так разболелись от конфет, что мы тогда съели, – говорит она. – В прошлый раз. Когда я, э-э… была здесь. И ты тоже был, – добавляет она.
Лианна Смарт стоит в моем магазине и заикается. Она что, волнуется?
– Ну, что я могу предложить на этот раз? – Будь это бар, я бы пустил стакан через всю барную стойку прямо ей в руку.
– Почему бы мне не осмотреть полки… не побултыхаться в товарах?
Я улыбаюсь.
– Бултыхайся на здоровье.
Я рассматриваю ее массивную куртку на крохотном мониторе. Она копается на прилавках со здоровым питанием, а я, как жуткий вуайерист, подглядываю за ней, пока она не появляется снова на кассе с низкокалорийными водорослями и непастеризованным кокосовым молоком. И пакетиком черники.
– Я теперь веган, – объясняет она.
– Не осуждаю, – говорю я, пробивая товар. Мое сердце в три раза сокращается в размерах.
Она кладет карту на прилавок, берет многоразовый пластиковый мешочек и расправляет его внутри своей сумки. Я замечаю на подкладе узор из йоркширских
TMZ (англ. thirty-mile zone) – студийная зона радиусом в 30 миль в Лос-Анджелесе.
