и просто предложить. Без хитрых планов. Потому как што для сироты может быть выше семьи?
И сразу – дела все в стороны, да за Санькой сперва. Он как услышал, так и заулыбался. Ну и Мишка в ответ. Улыбаются, и стесняются улыбок своих. Вроде как не положено мужчинам чувства проявлять.
Вот пока не перестеснялись, я у тёти Песи вино и молоко взял, чашку эмалированную на кухне, и в катакомбы потащил их. Для таинственности и антуражу.
Огонь от лупы поджёг, так почему-то важно показалось. Солнечный огонь! Так, с факелом, в катакомбы и вошли.
Мишке любопытно – как же, впервые здесь! Глазами водит, но с вопросами сдерживается пока.
Я факел закрепил низенько, чашку на камень плоский поставил, и молока туда. Потом вина. Нож над огнём, и не думая долго – чирк себя по руке!
Закапала кровь в чашу. Ножик Саньке, он за мной вслед. Потом Мишка.
Пили молоко с вином и кровью, потому руками порезанными сцепились, клятвы всякие говорили. И такое всё – то ли от вина и антуража, то всамделищно, но будто за нашими плечами вся родня встала.
На много-много поколений назад. Улыбаются. Радуются побратимству нашему.
Так ли это, или мне привиделось, не знаю. Всё стало ясным и простым, што и никаких сомнений не осталось – мы теперь братья. Кровные.
Запястья перевязали.
А потом говорили, говорили…
«– Сеанс психоанализа» – выдало подсознание, и заткнулось. Всё было хорошо. Правильно.
Шестая глава
– В Москве нос воротил от уголовщины, а здеся пальчиком поманили, и только пятки сверкнули до самой Туретчины, – ворчит Санька, глядючи на мои сборы.
– Не пыхти! На Хитровке меня иначе видят! Как запомнили бегунком растерянным, с зарёванной мордой лица и испуганными глазами, так и осталось. Хоть обпойся потом, хоть обтанцуйся, хоть кулаки обтеши до костей о чужие физиономии!
Мишка молчит, но смотрит осуждающе, ажно досада берёт!
– На Москве, – повторяю в очередной раз, крутясь перед зеркалом и перемеряя вещи для цельного незапоминающегося облика, – меня разве што наводчиком видели. Ты, Егорка, пляши в домах богатых, да всё вызнавай, и будет тебе доля воровская! А оно мне надо?
– А здесь иначе? – пономарёнковскую иронию можно черпать ведром, – Даёшь экспроприацию экспроприаторов?
– Уф-ф! Миш-ша! На Москве меня только на вторых ролях видят, потому как другое у них в голове и не укладывается. А здесь – всерьёз!
– Денег мало? – приподнимает брови Мишка.
– Да нет же! – я останавливаюсь, расстроенный непониманием, – Просто – интересно! Проверить себя, понимаешь? Могу, не могу… Азарт, понимаешь? Вроде как шахматы, только по жизни!
Хмыканье, но уже с нотками вроде как и понимания. Задумчивое такое. Усиливаю напор…
– Мне уже заработанного – во! – стучу ребром ладони по горлу, – Не зажираться если, так хватит на всё провсё – на учёбу дальнейшую, ну и так, просто жить. Скромно если, но не нище – так,
