ему тискать меня практически при всем честном народе! И плевать, что продолжалось все едва ли даже полминуты, сам факт – вот что имеет тут значение. Он снова начал игру и выиграл, получив в качестве приза очередную дозу моего смущения и полной беззащитности. Да до каких же пор это будет продолжаться? В какой момент я стала любимой игрушкой этого мелкого садюги, и главное – за что? Нужно прекращать это немедленно и решительно! Да, именно так я и начну вести себя с понедельника, и пусть умается этот поганец донимать меня. Не будет реакции – самому надоест и отвалит.
Закрытая дверь тихо скрипнула, впуская коллегу. Я глубоко вдохнула, прогоняя с лица отражение царившего внутри хаоса, и подняла голову, лупая глазами в темноту и ожидая, что сейчас зажжется верхний свет. Но этого так и не случилось. Судя по следующему звуку, ключ провернули в замке дважды. Сокрушительная дрожь беспощадного обреченного понимания, такого, что приходит раньше любой разумной мысли, сотрясла нутро. Паника, идущая с ним рука об руку, была до обидного легко подвинута бесстыдным предвкушением. Тем самым, для которого все мои «да зачем же мне это и за что» были смехотворно жалкими. От основания черепа и до самого копчика прокатилась тягуче-обволакивающая волна, стремительно стекшая в низ живота. Да что же со мной творится?
– Ольга Алексеевна, это вы? – Конечно же нет! И, надо быть честной, я это знала уже на подсознательном уровне. Для чего вообще спрашивала? Чтобы дать малюсенькую зацепку за готовую уже пойти наперекосяк реальность себе или ему – шанс на раздумье, чтобы развернуться и уйти? Ну, должно же остаться в его голове хоть какое-то понятие о границах, страх… да черт еще знает что!
Вскочив со стула, я попятилась, щурясь в ставшую вдруг вязкой темноту только для того, чтобы узнать этот уже до боли знакомый силуэт.
– Максим, тебе нельзя здесь находиться! – решительно нахмурившись, сказала я. Ладно, попыталась сказать, потому что на самом деле вышло слабое тихое возражение с таким непристойным придыханием, что я вспыхнула окончательно и отступила еще быстрее. Осознала, что выдаю свою неспособность контролировать эту невозможную ситуацию каждым суетливым движением, но сейчас это воспринималось не просто противостоянием молодого учителя и ученика-задиры. Вообще уже совершенно не игры. Собственно, сражение за выживание, пусть и не физическое – или он меня, или я его. О, смешно, исход слишком предсказуем!
– Макс, уходи, пожалуйста, – промямлила я, наткнувшись спиной на стену и выставив вперед руку в жалкой попытке остановить надвигающийся неумолимый шквал тестостерона.
Но Шереметьев, не останавливаясь, перехватил мое запястье и прижал его к стене над головой. Наклонился, упираясь своим лбом в мой, обездвиживая и не позволяя ускользнуть от своего голодного, выжигающего способность к сопротивлению взгляда.
– Боже! – пробормотала я и трусливо зажмурилась, признавая, что ничем уже не управляю. Даже собственным телом,
