под большим белым тентом, раскинутым над столиками университетского кафетерия, из приоткрытой двери которого слабо тянуло сладковатым запахом свежеиспечённого хлеба. Кругом галдели студенты, видимо, все поголовно совмещающие поглощение тостов с веджимайтом и крабовых палочек во фритюре с какими-то ужасно увлекательными научными дискуссиями. Влажная тропическая духота ранней весны, всего за сутки сменившая хрустальную берлинскую осень, всё ещё казалась Верене страшно непривычной, а краски вокруг – необычно яркими, как будто всему миру вокруг прибавили контрастности. В кронах деревьев над головой, каждое из которых состояло, как казалось, из нескольких плотно переплетённых стволов, раздавалось звонко-щёлкающее птичье чириканье.
– Над нами озоновая дыра. Практически открытый космос, – пояснил папа, поднося к губам кофейную чашку.
– Вот-вот. Когда мы месяц назад приехали из России, мой коллега в первый же день заработал ожоги на плечах, как от утюга, – наставительно заметил Алекс, с наслаждением откусывая от большого сэндвича с авокадо. – В такую же самую погоду. Здесь тебе не Европа. Так что лучше не ерепенься-ка ты и слушай старших.
– Не такой уж ты и старший, – из чистого упрямства проворчала Верена, показывая Алексу язык. Ей наконец-то опять было легко. В самолёте её всё ещё потряхивало от воспоминаний о предыдущей ночи, но после пересадки в Сингапуре всё вокруг разом сделалось таким чужим, необычным и занятным, что тревога почти полностью отступила, смытая волной новых впечатлений.
– Я-то? Да я тебя первый раз увидел, когда ты ещё говорить не умела. Когда это было, ты не помнишь, Пауль?
– Через две недели после того, как мы с тобой познакомились, господин Дворянов, – улыбнулся папа. – После симпозиума во Франкфурте.
Это была правда. Верена знала Алекса, сколько вообще себя помнила – папа регулярно приглашал его на семейные юбилеи и дни рождения, а один раз они все вместе встречали Рождество в Париже. Алекс постоянно устраивал Верене какие-нибудь сюрпризы, причём совершенно невозможно было заранее угадать, что ему придёт в голову в очередной раз. В семь лет он подарил ей, отчаянно мечтавшей тогда о каком-нибудь домашнем животном, енота на один день. Енота принесли из местного контактного зоопарка, и он за пару часов успел обгрызть мамины выходные туфли, содрать в гостиной обои со стены и в мелкие клочки растерзать папину энциклопедию по генетике, которая очень неудачно лежала на нижней полке шкафа. Верена и енот были в восторге, папа в ужасе, вечером довольного зверя увезли обратно в зоопарк, а мама ещё месяц отказывалась разговаривать с Алексом. Был он тогда, наверное, немногим старше, чем Верена сейчас. А кажется, что совсем не изменился…
Внезапно резким порывом налетел ветер, сбросил со стола салфетницу и опрокинул солонку. Алекс нагнулся, поднимая салфетницу с земли, потом отряхнул руки, и к его ногам тут же подошла крупная длинношеяя птица на тонких вытянутых лапах и стала тыкаться в пол кафетерия большим изогнутым клювом в поисках крошек.
– Красивый какой, – сказала
