тут у них в канцелярии, – подумала я. – Если они так интересно, а главное, продуктивно проводят рабочее время. Да, за чтением такой литературы самый скучный день летит незаметно».
«Мужская эльфийская эротическая мода» – было написано на нем. С обложки игриво и томно улыбался полуобнаженный собрат остроухого.
– О, ну надо же, а в моде-то сейчас гладкий шелк, а не кружева! – Жорик заинтересованно разглядывал модель.
– Ох уж эти курьеры, вместо «Эльфийского сада» принесли такое безобразие! – воскликнула Анжела. – Они перепутают, а ты – красней.
– И путают они с завидной регулярностью, – сказала себе под нос одна из девушек.
– Ага, – подтвердила еще одна.
Госпожа Бокен пошла красными пятнами и теперь напоминала неравномерно созревший помидор.
– Господин эльф, вы бы поторопились, комендант сегодня вернулся из санатория и будет на рабочем месте только до обеда. Больше ключи от комнат никто не выдает, – сочувствующе-предупредительно обратилась к моему спутнику красная руководительница. – А документы занесете завтра, – и широко улыбнулась мне.
И не успела я испугаться угрозы разоблачения, которое непременно бы произошло, при демонстрации аттестата об окончании пятилетней церковной школы, как в разговор вступил мой друг:
– Документы показаны магистру Аврелию лично. Госпожа Одеон окончила настолько секретную академию, что один только вид печати на дипломе может оказаться тяжелейшим бременем для непосвященных обывателей, – и он взял меня за руку.
– Всего доброго, – попрощалась я и прониклась собственной исключительностью.
Вся канцелярия во главе с госпожой Анжелой одинаково нежно улыбнулась. Думаю, я была первой женщиной в этих стенах, удостоившейся такой массовой доброты.
Мы вышли за дверь.
– Секретная академия?
– Очень секретная, – подтвердил эльф. – Настолько секретная, что даже название ее произносить нельзя.
– Даже магистру? – охнула я.
– А при чем тут магистр? – улыбнулся Жорик. – Тебя же канцелярия на работу оформляла. А без документов в канцелярии и мышь не пробежит. Они и с мыши сертификат стребуют.
Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. И вовсе не потому, что рано или поздно наглый обман все равно вскроется, я пришла в ужас от слов, опрометчиво сказанных в пылу ссоры с Жориком. А если бы он обиделся всерьез, если бы решил отомстить? Я бы тогда утопилась или повесилась… потому что сладить с таким противником совершенно невозможно, и старая, глупая, как мне до этого казалось, поговорка Кормака заиграла для меня новыми красками.
Поговорка вовсе не была глупой, она была самой что ни на есть верной: «Страшнее эльфа зверя нет», – говорил старый тролль.
– Ты чего загрустила? – страшный зверь сиял.
– Есть хочу, – сказала я, и голодная трель живота подтвердила правдивость сказанных
