ночами страстью к обманувшей игре, и с болезненной дотошностью выпытывающего у пленной памяти, как оно было на самом деле.
Итак, выпрыгнув из окна на театральной площади, я направился к себе. Я спешил, срезая путь проходными дворами, и находился в победном настроении, несмотря на перенесённую трёпку в оперном эпизоде.
Избавление, отдававшее снизу хромотой, выглядело наградой моей ловкости, а сам эпизод был списан на исследовательский зуд новичка, приценивающегося к игре.
Я собирался смыть глотком приличного вина привкус адского напитка, поданного мне посланцем преисподней в трико, но волочащаяся сзади нога мешала спуститься в первый встреченный винный погребок – гигиеническую процедуру пришлось отложить.
Я вспомнил о кукле перед самым домом, не найдя ключей, и пару мгновений, ушедших на выворачивание карманов, передо мной маячил крадущийся в темноте силач с воровской отмычкой в предвкушающей расправу руке.
Ему не суждено было заглянуть в замочную скважину моей спальни – я вспомнил манящую ладонь г-на Монро, в которую сунул ключ, и неудобоваримая смесь из оперных французских панталон, боли в потревоженной ноге и страха навечно застрять перед запертой дверью смыла истерическую весёлость удачливого беглеца – я тяжело поднялся по лестнице, пересчитывая ступени изувеченной ногой, и нос к носу столкнулся с приказчиком, больно ткнувшим меня острым краем рваной коробки.
А мы заждались, сказал вышедший следом г-н Монро, а в лавке, знаете ли, дела.
Г-н Моро позвенел ключами на манер колокольчика, и деликатно уронил их в наполовину вывернутый карман моего пиджака.
Всё готово, сказал г-н Монро, можно начинать.
Самодельный колокольчик известил начало следующего акта игры, и уныние, сопровождавшее меня на лестнице, сменилось упрямством актёра, рвущегося на главные роли. Я расправил плечи и зачем-то прокашлялся, с трудом подавив порыв раскланяться в спину исчезающего в пролёте г-на Монро.
Я вошёл в квартиру с осторожностью взломщика, и замер, прислушиваясь к шуму улицы, отраженному от интерьерных теней – я хотел насладиться тайной присутствия куклы до того, как оригинал вызовет моё разочарование.
Нерастраченный на бордовую шляпку любовный пыл подталкивал меня к спальне – я был уверен в опытности г-на Монро, знавшего, что победу над натуральной философией следует праздновать в будуаре.
Оставалось два десятка шагов до двери в спальню, и я отправился к ложу предполагаемой любви крадущейся поступью расхитителя гробниц – спальня виделась мне усыпальницей главного мифа прошлого.
Я говорю о мифе божественного происхождения человеческой любви и обслуживающих её объятиях всех мастей. Полумрак коридора в сговоре с моей чувствительностью произвёл пару отчётливых миражей. Антропология в обнимку с бородатой религией крались навстречу
