грацией, я прошептал комплимент – обладатель немой роли помнит реплики наизусть. Галантный шепот не убедил куклу раздеться окончательно, и я, постояв неподвижно, взялся за дело сам.
Сцена, в какой я стаскивал с куклы белье, вышла суетливой – не сомневаюсь, что она отпечаталась в истории игры назидательной иллюстрацией дурного вкуса.
Под треск разрываемой ткани в спальне проявилась моя предстоящая любовница – голая кукла из сонной механической игрушки превратилась в пригодную для объятий вещь, и её руки, подтверждая функциональность замысла, обвили меня с цепкой уверенностью гранд-кокет.
Даже отрепетированная порнографическая сцена не выдержит испытания летающими по спальне мужскими штанами. Кукла принялась мне мешать – она цеплялась за лацканы, издавала преждевременные стоны и подгибала колени в притворном бессилии, и то, что в конце разоблачительной сцены мы очутились на постели во взаимных объятиях, было сценическим подвигом для дебютанта кукольной игры.
Я был смущён абсурдностью обнаженной композиции – но правила игры не предусматривают дополнительных драпировок.
Я не смог сходу принудить себя к положенным ласкам, и от растерянности погладил куклу по волосам – она посмотрела с подозрением, и от обиды во мне проснулся сильно урезанный в смысле страстности двойник того сатира, что уже растворился в полумраке спальни.
Я закрыл глаза, и притаившийся сатир, ободрённый подаренной темнотой, принялся нашёптывать сочные детали предстоящей оргии – его знания о пределах гибкости куклы подкреплялись льстивыми предположениями о моей прыти в постельных делах.
Почувствовав готовность к любовному акту, я взялся за дело, не открывая глаз – я боялся спугнуть моего мифического ассистента, при случае вполне способного выступить очевидцем.
Даже руководствуясь инструкциями суфлёра, я испытал затруднения – признаюсь, что достоверно вступить в права любовника мне удалось с третьей, самой упорной попытки.
Клубок нервных переживаний содержал некоторое количество опасений, простительных неофиту – но ожидать от куклы натуралистических подробностей девственности я не мог.
Развратный инженерный гений изготовителя привел к невероятному – раздался отчетливый хлопок, и кукла надрывно вскрикнула, распугивая остатки моего здравомыслия.
Преодоление сопротивления кукольных внутренностей оглушило меня – завершать любовное пиршество мне пришлось без подсказок сатира, и кукла, следовавшая заложенной на фабрике партитуре, отчётливо не попадала в такт.
С последним стоном куклы я рухнул в пропасть, на дне которой силач в трико разыгрывал партию в японского дурака с вездесущим сатиром – я так долго летел к ним на смятом покрывале, что наизусть выучил порядок карт, и вывел, что в дураках останется пожилой силач.
Валет
