не находился, и в конце концов явился перед г-ном Монро в виде неудобоваримого tribulatio5.
Г-н Монро вздрогнул, словно обломок латыни упал ему на ногу, и приказчик в углу, исполнив роль голоса за сценой, уронил на гулкий пол упущенную улику.
Вам придётся выплатить контрибуцию, если повреждения видны на глаз, сказал образованный г-н Монро, и я уверил его, что покрою издержки с покорностью невиновного, но не желающего скандала приличного человека.
Обладание куклой в узком, физиологическом смысле, не вызывало у меня смущения, и я готов был бы сотню раз признаться в таком пустяке.
Но обнаруженная девственность была неприлично натуральна, и страшное, душераздирающее ощущение капкана кукольных внутренностей сдавливало грудь и не отпускало, пока под присмотром г-на Монро я выбирал окончательное содержимое для откровенного признания.
К счастью, мне хватило ума не сболтнуть лишнего – случайным чутьём, посещающим и неудачливого кладоискателя, я уловил, что г-н Монро мог не знать тайны устройства каждой из кукол, т. к. не все куклы устроены по одному чертежу.
Я понял, что любая кукла, как всякий продукт человеческого труда, могла иметь дефекты – виной кукольной девственности могли стать ошибка чертёжника или злая шутка фабричного мастера, смешанные в нужной пропорции.
Во время давнего разговора с г-ном Монро, который я так добросовестно воспроизвожу, мне было не до вольных допущений. Но теперь, когда события отдалились надёжно, счастливо подвернувшаяся гипотеза выглядит почти научно, т. к. объясняет и широту предоставленного выбора, и необъяснимый перекос цен, и странные на первый взгляд расхождения в размерах скрытых деталей.
Для конструирования кукол использовалась патологическая анатомия, и другие научные методы, вроде финансовой статистики, массовых антропологических измерений, и тайных наблюдений за фантазиями будущих покупателей в укромных местах, но производство кукол не стало настолько массовым, чтобы исключить рецидивы случайного ремесленного разнообразия.
Г-н Монро из выдуманного, но неотвратимого судьи, посредством одной лишь непрочной догадки превратился во второстепенного свидетеля, плохо проинформированного о сути дела, и я, смущённый непрочностью его судейского положения, усомнился в его полезности в игре – это был последний шанс бежать из кукольной лавки навсегда.
Я не ушёл из лавки г-на Монро – я запомнил, с каким трепетом сердца бросился в спальню после возвращения домой, с каким восторгом обнаружил куклу на том же месте, где моё воображение потеряло её утром.
Я знал, что неподдельный, немало стоящий восторг встречи с куклой будет повторяться – орудия любовной пытки не убивают жертву, а причиняют незаживающие раны.
Г-н Монро, почти списанный мной в тираж, подмигнул по-приятельски, и с ловкостью
неприятность, беда (лат.)
