и склонил голову. Лесть удалась, но лучшим комплиментом для торговца счастьем было бы содержимое моего кошелька, и я, разгоняя сомнения, сказал, что решился купить куклу.
И какого чёрта вы увязались за первой встречной в то время, как вам доставляли свежую куклу на пробу, спросил г-н Монро с бравой развязностью брандмейстера, гасящего пламя обоюдных сомнений в зародыше.
Представьте, я бережлив, ответил я с весёлостью кающегося грешника, принявшего во внимание пожарный шеврон, но я такой скряга, который решился на растрату, и нужен последний пинок, чтобы смириться окончательно – мой отец держал аптеку, и приучил меня смешивать снадобья и яды без спешки.
Г-н Монро воспринял упоминания ядов серьёзно, т. к. владел искусством видеть покупателей насквозь – я уверен, он расслышал упакованное в аптечные аллюзии предупреждение об опасности плутовства, какое допускают разбалованные публикой торговцы, пряча никчемность товара за ширмой ласкового обращения.
Так это бережливость толкнула вас в объятия муленружа, воскликнул г-н Монро, ребячливо радуясь глупому объяснению, и вы надеялись вовсе избежать трат! Спросили бы меня – под гнётом конкуренции я изучил расценки местного кордебалета насквозь. И знайте, за парижскую парфюмерию требуют приплатить!
Я надеялся избежать непоправимого, о чём мог бы сожалеть в старости, возразил я, и г-н Монро рассмеялся заразительным, искренним смехом, и я не удержался, и присоединился к веселью – мы оба посмеялись над неуклюжей изворотливостью, с какой я призвал в защитники далекую старость.
Можете не сомневаться, сказал г-н Монро, насмеявшись вдоволь, что моих кукол вы будете вспоминать в благословенной старости, как самое стоящее приключение вашей жизни, и те несколько сотен, что вы оставите в кассе, никогда не вызовут горечи сожаления, каким бы гобсеком вы ни были на самом деле.
Насмешка, которой г-н Монро подверг меня по-отечески, сработала благотворно, и я решился выдать cause de honte4 от начала до конца – в нём не было ничего достоверно постыдного.
Я взялся за описание с окраины приключения, т. е. стал говорить о чувстве свободы, испытанном мною после бегства из бордовых объятий.
Свобода, друг мой, есть физиологическое отражение рая – подобно стрекозе, вы можете лететь на все четыре стороны, сказал я, и г-н Монро недоуменно уставился на меня, пытаясь понять скрытый за репликой смысл.
Кое-что, разумеется, скрывалось.
Я скрыл обстоятельства, выставляющие меня в невыгодном свете – мне было трудно объяснить малодушие в короткой физиологической сценке, какую я назвал бы коллективной оргией, будь умирающая надежда или новорожденное отчаяние признаны за участников.
Мне не хотелось видеть в г-не Монро психоаналитического присяжного, фальшиво сочувствующего нарушителю закона, но выносящего бесчувственный вердикт – дружба была бы утеряна навсегда.
Кстати,
повод для стыда (фр.)
