не позволяло мне обрести свободу в полной мере, и чья-то сила возвращала меня снова к жизни, чтоб начинать все сначала, с учетом полученных знаний. И первое правило в этой учебе – только смертью осмысливается человеческая жизнь. Отсюда укрепилось в моем сознании решение не отделять жизнь от смерти, не исключать смерть как нечто инородное. Я стал еще с большим усердием изучать эту невидимую и не освещенную нами сторону жизни и постепенно приближался к новому осмыслению нашего бытия. Скоро понял, что именно смерть является самым верным ориентиром и направлением в вечном движении человеческой жизни во Вселенной. Смерть – только порог истинной жизни, нет ни этого, ни того света, есть лишь огромное единство! И наше бытие мы невольно разделяем как с ушедшими из жизни, так и с теми, кто в жизнь еще не вступил. И в этом самом «бытие» пребывают все без исключения, не говорю – «одновременно», ибо как раз отсутствие времени и обуславливает то, что все пребывают в вечности.
Но вернусь к первой своей «смерти» в М-ской зоне, которая закончилась, к счастью, утренним пробуждением без каких-либо следов насилия, более того, сердце было наполнено неземной радостью. Словно ничего ужасного и тревожного накануне не было. В тот момент во мне жила только радость, от которой я даже забыл на время, где нахожусь. Но увидев в пространстве россыпи и гирлянды мелких «шариков», тут же вспомнил многое, в том числе и последнюю ночь. Теперь же это совсем не беспокоило, ведь мое тело ни снаружи, ни изнутри не испытывало каких-либо неудобств: покалывание, тяжесть, страх – все ушло. А то, что мельтешило перед глазами, не отражалось на моем самочувствии, напротив, даже забавляло. Тогда же я сделал первые снимки того, что вижу по сей день и, конечно, продолжаю фотографировать.
За семь дней моего пребывания в зоне было много чудес, и большая часть из них уже не раз описывалась в печати, так что нет смысла повторяться. Расскажу о других «чудесах» – аномалиях в моем сознании.
Первое время моя жизнь в городе шла спокойно. Покалывание прошло, ночные кошмары прекратились, и к походам в М-ский треугольник я скоро относился как к обычным путешествиям, не более. Правда, на память о них осталась способность видеть «шарики». Но вскоре что-то стало твориться с моим настроением, оно менялось мгновенно. Казалось, оно черпало тоску из «пустого» пространства и заполняло мое сердце тоской доверху. Вид незнакомого прохожего мог стать причиной того, что мое сердце начинало разрываться от боли и тоски за этого человека. Повсюду я невольно видел только несчастные судьбы. В такие моменты меня будто выталкивало из меня самого и вталкивало в их жизнь, протаскивало сквозь их жизнь, сквозь все их тяготы и выбрасывало на улицу, на тротуар, под ноги прохожим. Теперь я боялся не ночей, а светлых дней и людей, казалось, что я безнадежно обречен стать одним из них помимо моей воли. Любой резкий разговор, а тем более плач потрясали меня до глубины души, от крика во мне что-то падало и разбивалось и заполняло мою душу осколками, которые беспрестанно
