й попросту страшно за меня, я тоже понимаю. Хотя последнее время только и делаю, что успокаиваю ее. Но сколько можно? Неужели нельзя просто сделать вид, что все в относительном порядке?
– Давай, помогу, – мама видит, как я нервно дергаю галстук, который все никак не хотел завязываться нормальным узлом.
В ее руках кусок полосатой ткани мгновенно принимает должный вид, но она не спешит отпустить меня. То и дело смахивает невидимые пылинки с пиджака, попутно перемещаясь к моим волосам и обратно.
– Мам, что не так? – не выдерживаю и перехватываю ее ладонь. – Твое беспокойство очень ощутимо. И оно начинает передаваться мне.
– Ты уверен в своем решении? – озвучивает она то, что держит ее в напряжении последнее время.
– Да.
– Аарон, милый, тебе необязательно…
– Нет, обязательно.
– Почему это для тебя так принципиально? Почему ты не хочешь продолжить обучение дома?
– А почему я должен соглашаться на это? – Вот и все. Настроение летит к чертям и мне даже кажется, что галстук превращается в удавку, которая намеренно сжимается вокруг горла. – Лишь бы тебе было спокойно от того, что я сижу в четырех стенах без права на свободу?
– Господи, Аарон, что ты такое говоришь! – Восклицает мама и сжимает губы в тонкую линию, при этом покрываясь багровыми пятнами на лице. Нервничает. Злится. – Ты волен передвигаться так, как тебе это удобно.
– Да, да, но почему-то, как только я собираюсь выйти из дома, рядом оказываешься либо ты, либо охранник. Думаешь, я совсем тупой и ничего не понимаю?
– Да пойми же ты, – она срывается на крик, – я же беспокоюсь о тебе! Это все ради твоего блага! Слишком мало времени прошло после…того случая. Еще меньше с твоей последней попытки оставить нас. Я боюсь, что ты выйдешь за эту дверь и больше не вернешься.
Она замолкает и отводит глаза, в которых появились слезы. И мне тошно от этого. Тошно от самого себя. Сам ведь довел ее до такого состояния и теперь не знаю, как скинуть ярлыки, которыми меня успели обвесить все вокруг.
– Мама, прости. – Делаю вдох и тянусь к ней. – Я виноват.
– Нет, милый, нет. – Она тоже старается взять себя в руки. – Может быть, ты прав и пора научиться доверять тебе. Но моему материнскому сердцу становится больно от одной мысли, что тебя могут обидеть. А ты даже не сможешь постоять за себя. Ты ведь уже не тот Аарон Аллен, которого все знали. И люди… они ведь чувствуют, когда их соперники становятся слабыми. Их жестокость может не знать границ.
Я знаю, о чем она говорит. И все это время морально готовился к подобному сценарию. Да, я уже не тот, кем был. Не глава баскетбольной команды, не первый красавчик класса, не заводила шумных вечеринок. Теперь я прикован к инвалидному креслу и стая шакалов уже на низком старте, чтобы занять мое место в обществе. Но побывав под мириадами капельниц и почти перешагнув за грань, начинаешь смотреть на мир уже иначе. Прежние атрибуты жизни кажутся бесполезными. Кубки, деньги, тачки… Вообще все потеряло смысл. И хочется просто не сойти с ума от резкой смены уклада своего существования.
– Мне необходим этот свежий глоток воздуха, – сглатываю и укладываю руки на металлические дуги колес, – мне нужны мои друзья. Старые, если не побоятся остаться рядом. Или новые, кто решится познакомиться. Я не хочу чувствовать себя изгоем, уродом и балластом. Я хочу вернуть хоть капельку того, что было раньше.
– Аарон, – мама вздыхает, – что мне с тобой делать?
– Принять таким, каким я стал.
– Я приняла. Давно.
– Нет, – качаю головой и отъезжаю в сторону,– ты делаешь вид. И это огромная разница. Да, один из твоих сыновей стал сломанной игрушкой, которую не починить. Да, больше не будет красивых семейных фотографий. И да, я превратился в вечно злого человека, которого достала эта притворная жалость. Не можешь смириться, что я такой? Подожди приезда Джейсона и ты снова почувствуешь себя мамой нормального парня, который сворачивает горы на своем пути, а не наседкой для инвалида.
Я намеренно делаю ей больно. Потому что такое настроение. Потому что меня реально достало все вокруг и приезд брата только подливает масла в огонь. А еще банально переживаю из-за первого дня учебы и вместо поддержки снова слышу одно и то же.
Не надо. Не стоит. Может, домашняя программа?
В меня перестали верить. А эта опека все больше и больше смахивала на простое желание упрятать меня от посторонних глаз. На всякий случай. Мало ли что мне взбредет в голову, верно?
– Поступай, как знаешь, – выдает мама после затянувшегося молчания. Она уже научилась не обращать внимания на мои перепады настроения. Вряд ли сама до этого дошла, скорее всего, помог наш семейный психолог.– Я попрошу водителя
