и в день ее свадьбы. На каминной полке, как и тогда, стоял букет белых и желтых роз. И белое платье Роуан было аккуратно разложено на старинного образца кровати с четырьмя столбиками, покрытой светло-розовым узорчатым покрывалом. Создавалось такое впечатление, что хозяйка ненадолго уехала и должна вскоре вернуться.
Майкл на мгновение остановился, словно забыл, зачем сюда пришел. Но не потому, что его охватили воспоминания. Мона сумела бы почувствовать, если бы он вдруг им предался. Все дело было в том, что он не мог собраться с мыслями. Вот до чего могут довести лекарства! Из-за них можно утратить способность восприятия самых обыкновенных и до боли знакомых вещей.
– Ночные сорочки там, – наконец сказал он, сделав легкий жест в сторону распахнутой двери в ванную.
– Я сама справлюсь, дядя Майкл. Иди и ложись в постель.
– Тебе действительно не будет здесь страшно, малышка? – искренне забеспокоился он.
– Нет, дядя Майкл, – ответила она, – не волнуйся. Возвращайся в свою комнату.
Он долго смотрел на нее, словно не в силах постичь смысл сказанного. Тем не менее было очевидно, что он ощущал ответственность за ее безопасность и считал своим долгом проявить максимальную заботу о нежданной гостье.
– Если тебе все же станет страшно…
– Не станет, дядя Майкл. Мне просто хотелось тебя подразнить. – Она не могла удержаться от улыбки. – Если кого-то и надо бояться, то, скорее всего, меня.
Он тоже расплылся в добродушной улыбке, после чего кивнул и, бросив на нее прощальный взгляд своих лазурных глаз, очарование которых на миг затмило действие лекарств, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
В ванной Мона обнаружила небольшую, но симпатичную газовую колонку и сразу ее включила. На плетеной полке лежала стопка белых махровых полотенец. На верхней полке туалетного шкафчика девушка отыскала аккуратно сложенные ночные сорочки. Толстые и старомодные, они были сшиты из пестрого материала в цветочек. Мона выбрала ту, которая, по ее мнению, выглядела наиболее вульгарно: розовую с красными розами. Потом открыла кран и начала набирать воду в глубокую и широкую ванну.
Аккуратно отцепив изящный розовый бант из тафты, она положила его на туалетный столик рядом со щеткой и гребешком.
До чего же чудесный дом, думала Мона. Совсем не такой, как на Амелия-стрит. В доме Моны ванны были шершавыми, пол прогнил от сырости, а несколько уцелевших полотенец почти превратились в отрепья. Да и те, кроме Моны, никто не удосуживался постирать. Спасибо, тетя Беа принесла им стопку подержанных полотенец, не то им вообще нечем было бы вытираться. Всем было на такие мелочи наплевать. Правда, надо признать, бабушка Эвелин каждый день подметала дорожку у дома, которую она называла «тротуаром».
Дом же Майкла являл собой яркое свидетельство вложенной в него любви. И пусть белый кафель был старым, зато сливовый ковер с густым ворсом купили совсем недавно, бронзовые детали арматуры были приведены в порядок, а с двух сторон от зеркала висели бра с прозрачными, как пергамент,
