иться до гида по имени Джокинс Малоба, сопровождавшего его в предыдущем сафари. Шесть попыток в течение часа, и каждый раз Крейчи попадал на автоответчик. Оставалось взять такси и ехать в отель. По дороге Крейчи думал о своей сестре Марте Коен, по вине которой он оказался здесь. Не в первый раз, нет. В первый он был просто политиком, прибывшим в Кению немного отдохнуть. Джокинс Малоба устроил ему двухнедельное сафари, закончившееся трехдневным пребыванием в поселении масаи.
Крейчи не знал точно, но ему казалось, что это было где-то в районе границы с Танзанией. Он видел школу кочевников, устроенную под открытым небом, видел сооруженный по соседству маньятта, где жили прошедшие инициацию будущие воины.
– Вообще-то подобное противозаконно, – напомнил проводнику Крейчи, но уже на следующий день стал свидетелем инициации двух чернокожих девочек.
Он не хотел смотреть на это, но и молча уйти не мог. Поэтому Крейчи говорил – делал то, что у него как у политика получалось лучше всего. Вот только здесь его окружали не цивилизованные избиратели, да и сенат с Люксенбургским дворцом остались где-то недосягаемо далеко. К тому же девочки сами хотели пройти эту процедуру. Крейчи знал, что Джокинс Малоба переводит его слова достаточно точно на язык масаи, но они вызывали лишь улыбки и недопонимание. В конце молодая чернокожая женщина взяла Крейчи под руку и повела прочь. Он сопротивлялся, но женщина была сильной и настойчивой. Кровь стучала в голове Крейчи. Он оборачивался, надеясь, что девочки по какому-то чудесному разумению передумают и откажутся от эмората. Женщина, которая вела Крейчи в хижину возле изгороди крааля, сжала ладонями его лицо и заглянула в глаза.
– Все! Хорошо, хорошо. Я успокоился, – сдался Крейчи.
Женщина-масаи улыбнулась, взяла его за руки и потянула за собой в хижину из сухого навоза. Крупные капли пота покрывали ее полные, обвисшие груди. Под потолком кружили мухи. Крейчи слышал, как где-то рядом недовольно фыркает скот в краале. В соседней хижине стонал в лихорадке умирающий старик.
– Куда делись ваши ботинки? – спросил гид, когда Крейчи вышел из хижины.
– Хотел бы я и сам знать, – проворчал Крейчи.
Он шел к пыльному «Джипу» проводника, пытаясь понять, почему женщина, отдавшая ему свое тело, спустя пару минут после этого украла его обувь. Или не украла? Может быть, это был какой-то обычай?
Рой мух кружил возле Крейчи, преследовал его.
– Господи, о чем я только думал? – прошептал он, вспоминая глаза чернокожей женщины в хижине, ее запах, дыхание…
Сейчас из-за этой женщины Жак Крейчи и вернулся. Вернее, не из-за женщины – из-за ее ребенка. Крейчи не знал, как Джуди Абади, журналист из парижской «Liberation», узнала о той далекой связи.
– Может быть, ей продал тебя твой проводник? – выдвинула предположение сестра Крейчи.
– Думаю, она просто нашла белого ребенка у масаи и решила сделать из этого дешевую сенсацию, – сказал Крейчи, но Марта Коен убедила его, что это дело нельзя пускать на самотек. Вот только она не хотела, чтобы в Кению возвращался сам Крейчи.
– Ты хочешь, чтобы весь Париж говорил о моем внебрачном ребенке от женщины-масаи? – сказал Крейчи, отказавшись от частных услуг.
В самолете он думал о женщине, которая могла родить от него ребенка, пытался вспомнить ее лицо, но уже потом, в Найроби, Крейчи начал представлять ребенка… Своего ребенка. Белая девочка с голубыми глазами и копной медных волос. У Джуди Абади было несколько фотографий, но сестра настояла, чтобы Крейчи не брал их. Сейчас он жалел об этом. Нет, Крейчи всегда был политиком до мозга костей, никогда не планировал заводить семью, но сейчас, в Найроби, за жаренными на углях лобстерами, в ожидании ответа проводника Джокинса Малоба, в окружении всех этих холеных туристов и в сгущавшихся сумерках, когда на улицу лучше не выходить, Крейчи волновался, представляя свою дочь, словно Париж остался где-то в другой жизни, которая никогда не пересечется с настоящим. И головой Крейчи понимал, что ребенок, скорее всего, очередной трюк журналиста, чтобы очернить политика, но вот сердцем… С сердцем было что-то не так – волнение разрасталось, заполняло грудь.
Крейчи позвал официанта и заказал еще тростникового джина. Никто не пользовался бассейном в отеле, но Крейчи нравилось смотреть на его голубую гладь, подсвеченную в наступающих сумерках. Пара туристов с темными бутылками местного пива «Таскер» пытались завязать разговор с Крейчи.
– Простите, но я жду звонка, – отмахнулся он от них, как от назойливых мух.
Туристы ретировались, но проводник в этот вечер так и не позвонил. Он вернулся из сафари лишь три дня спустя. Крейчи ждал его, считая неуместным искать кого-то другого и раскрывать свои тайны еще одному человеку. Хотя вопрос о том, как Джуди Абади узнала о его внебрачном ребенке, оставался открытым. А эти фотографии? Крейчи в очередной раз вспомнил голубоглазую девочку. Чернокожая женщина
