усиливалось и не было ни сил, ни желания противиться ему.
Я почувствовал, что именно в это время, где-то здесь, Золушка спешит на бал к царевичу. Там, за чёрным, со вспышками лесом, Консуэло стоит у окна своего замка, вглядываясь в заросшее тиной тёмное озеро, ожидая кого-то. А вон в том доме, на горе, Татьяна пишет письмо Онегину, без свечи, в лунном свете. В такой вечер может произойти всё, что угодно. Любовь летает в воздухе. Надо только уметь увидеть её и позвать: Ау! Я здесь! Возьми меня!
Только что прошёл дождь. Асфальт был мокрый и причудливо сверкал, переливаясь в огнях бесконечного города. Где-то в подъездах и скверах прятались волшебные карлики и гномы, семеня маленькими ножками, бегали по мокрой траве газонов. Тысячи разноцветных капелек падали на них с кустов, искрясь и играя в разноцветных колпачках и курточках. Каждый фонарь, каждое дерево казались призраками, окружёнными колдовским ореолом мечтаний о необычном и невозможном, сбывающимся только тут.
А вот и Маргарита пролетела над деревьями, мелькнув на мгновение в свете, бегущей в тучах, Луны. Я помахал ей рукой и сразу всё понял. Я понял куда, а, вернее, от кого я бегу и от этого мне стало так тоскливо, как не было, наверное, ещё никогда в жизни. Нет! Не смогу я убежать! Нет во Вселенной такого места, где можно было бы спрятаться от себя.
Я в задумчивости остановился и оперся плечом о дерево. С листьев градом посыпались капли. Брови и ресницы стали мокрыми. Губы сразу ощутили неподражаемый вкус и запах живой воды. Сверху послышалось негромкое недовольное бормотание. Кого-то я потревожил.
– Прости, дружище. – Извинился я, закурил и, услышав сверху кашель, отошёл. Из зеркальной витрины магазина выглянул огромный кот в галошах на босую лапу и с сигарой. Подмигнул мне, показал зачем-то на часы на Ратуше и ушёл внутрь, махнув чёрным хвостом. Не спеша, я подошёл к каким-то ступенькам, ведущим вниз, к морю. Стоя на верхней, оттолкнулся, пробуя взлететь – не получилось. Ещё раз! Грудь, плечи, голова, вроде бы, пошли вверх… Ах, нет! Как жалко! Нет ничего лучше, чем полетать в такую погоду над морем. Низко, низко. Над скалами и пустыми чёрными пляжами. Погонять испуганных чаек. Задеть рукой пенный гребень тёмной волны и слёту брызнуть лунной струей в кого-то летящего рядом. Перевернуться и штопором уйти по блестящей серебряной дороге вверх, в облака. А там, напившись вдоволь влаги и страха, что может быть страшнее и прекраснее ночных туч в грозу изнутри, снова блеснуть всё выше и выше, к самым звёздам. Догнать самолёт. Глянуть прямо в глаза, через светящийся иллюминатор, обалдевшему от счастья ребенку. Улыбнуться ему, услышав шепот: «Дядя, ты кто?!» – ответить: «Я звезда! Я твоя звёздочка!» И снова, огненным метеоритом, пробив облака, ворваться в ночной тёмный город.
Поболтаться на проводах и шлепнуться каплей в траву. Разбрызгаться во все стороны. Почувствовать себя таким многоликим, как Бог и снова влиться в ручеёк. Торжественно, медленно и влажно проплыть с ним по старинной брусчатой мостовой, подпрыгивая и �
