сияет за горами,Она во мне, она со мной —
Горит-пылает, не сгорая,
Неопалимой Купиной!
Синайский воробей
Пожалуй, он нигде не оплошает,
До слез родной проныра – хоть убей! —
Смотрю, как сладко финики вкушает
На финиковой пальме воробей.
Наверняка по-русски разумея,
Чирикая, он сел на пляжный тент.
Да ты не из России ли, земеля?
Или с двойным гражданством, диссидент?
Спасибо, ты мне Родину напомнил!
Пускай она отсюда не видна,
Хочу я, чтоб и ты душою понял:
У нас от Бога Родина одна.
Здесь нет зимы,
а там твои собратья —
Их греет и в мороз родимый дым!
Могу тебя на Родину забрать я —
Давай-ка завтра вместе полетим!
Самоиндентификация
Вятским рос ты или пермским,
Брянским иль сибиряком —
При мышлении имперском
Остаёшься русаком.
Но в славянском океане
Потерялся русский след:
Есть в России россияне.
Россияне.
Русских нет.
Слово «русский» под запретом,
Не с кем душу отвести!
Русский я.
Я буду – третьим.
Где двоих еще найти?
Родник
Не умолкает ни на миг,
Ни на единое мгновенье —
Кипун-родник,
Кипун-родник —
Земли живой сердцебиенье!
Вот ты припал к нему, приник,
Напился вдосталь и умылся,
И прожурчал кипун-родник,
Что без тебя он здесь томился;
Что обезлюдел край родной,
А из ближайшей деревушки
За чудотворною водой
Теперь бредут одни старушки;
Что в сумасшедшей спешке дел
Ты постарел и сам в столице,
Но вновь душой помолодел,
Испив живой его водицы;
Тебе почувствовать дано:
Не меньше вечности мгновенье,
Когда сливаются в одно
Его с твоим сердцебиенье…
В суходоле
В суходоле, живом и зеленом,
Где тебя окружили цветы,
Где колосья кивают по склонам,
Человек,
Что печалишься ты?
Что тебе в деревушке притихшей,
Где твоя загорелась звезда?
Тут уже ничего не попишешь —
В ней не будешь ты жить
Никогда.
Что же трогаешь ты подорожник
И колосья сжимаешь в руках?
Ты уехать отсюда
Не можешь
И остаться
Не можешь
Никак!
«Там, где июль в лугах бушует…»
Там, где июль в лугах бушует,
Войду я около реки
Под сень серебряного шума
В береговые тальники.
Для счастья самого простого
Не так уж много надо мне:
На
