видно, рука его теряет силу, кисть разжимается, и отставленная рука дочки застывает в воздухе. Дело сделано! Тут, хоть мне приказано после выстрела немедленно убираться, оставив ружье, не могу прекратить свой интерес, гляжу в телескоп на барышню, как она растерянно озирается, какое у нее опрокинутое лицо, раскрытый рот, перевожу око телескопа на другие лица, недоуменные, испуганные, удивленные. Один что-то кричит, наверное, как предсказывал Учитель: доктора, доктора! Барышня и кто-то еще склоняются над упавшим. Всё! Оставляю ружье, спускаюсь бегом с каланчи и быстрыми шагами ухожу прочь, хотя хочется бежать, бежать, бежать.
Спустился с холма, в саду играет духовой оркестр, спокойно гуляют люди, я вдруг замечаю, что несусь несусветно, отличаюсь от всех, это бросается, небось, в глаза, замедляю шаги, будто тоже гуляю, однако изнутри меня так и распирает: я сделал это! Никто не знает про то, что недавно случилось, только завтра заговорит весь город, но ни один из них никогда не узнает, что свершил это я, это моя тайна, я ею горд! Выхожу на берег. За рекой садится красное солнце. Тишина. Иду вдоль берега, замедляю шаги, успокаиваюсь, начинаю обдумывать, что же делать дальше. Догадываюсь, что в рабочую казарму мне идти нельзя, слишком я вздрючен, как бы не в себе, заметят. Усаживаюсь на какое-то бревно, закуриваю. Первый раз в жизни чувствую, что такое несусветная усталость. И тут до меня доходит, что теперь я один. Один в целом свете, и почти что царь, потому что сделал это! Но идти мне некуда, не к кому. К Учителю ни в коем случае сегодня нельзя. Не конспиративно.
Иду в бордель, напиваюсь с блядьми, кого-то пердолю, потом, кажется, какую-то девку поколотил, помню смутно. Всю-то жизнь приходится мне иметь дело только с проститутками. Обычно, быстро освободившись от того, что набухает и зреет внутри тела, начинаю тут же ненавидеть себя и ту бабу, с которой я это свершал, и немедля убираюсь. Но всегда мне почему-то очень сильно хотелось, чтобы ласкала меня какая-то иная женщина, вроде той барышни на коне. Или дочки казненного мною пристава – чистая, благоухающая. Как соединить похоть с обожанием? Русские писатели этот вопрос обходят, нельзя же принимать всерьез теперешнего Арцыбашева. Французские утверждают, что такое соединение и есть истинная гармоничная любовь, ибо человек, по их мнению, существо и духовное, и животное единовременно. Но мне сие недоступно, ибо, как сказано в брошюре, которую давал мне когда-то читать Учитель: все изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены в революционере единою холодною страстью революционного дела. Для него существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение – успех революции. Однако до сих пор нутро у меня, видно, какое-то недозрелое, недостаточно революционно и классово отточенное, потому что, проживая тут в доме И. Е. уже около месяца, я, кажется, начал обожать его дочку. Особенно этот усмешливый уголок ее ротика. Ничего с этим сделать не могу, это само собой случилось, но и никаких шагов в направлении
