Охереть! Целка! – грубо выругался он над ухом, выгнулся от наслаждения и хрипло застонал, продолжая вбиваться в мое распростертое тело.
Перестав зажимать рот рукой, он обхватил мою нижнюю челюсть и впился в губы, протискивая внутрь свой скользкий язык. Меня затошнило от отвращения, и я укусила его. Зашипев сквозь зубы, он отпрянул от меня, врезав ладонью по лицу.
– Вот дрянь! – рявкнул он. – Хочешь, чтоб я отдал тебя своим парням, как закончу с тобой? Могу устроить!
Моя голова мотнулась, и я зарыдала в голос. Волосы облепили мокрое лицо, и он грубым движением убрал их со лба. Затем провел языком по ударенной щеке от уголка рта до виска, вызывая во мне рвотный спазм. Зло усмехнулся, заметив это, не переставая двигаться во мне. Намотав на кулак волосы, оттянул мою голову, заставляя выгибаться, и припал к шее, засасывая и прикусывая кожу, болезненными поцелуями спустился к груди, видневшейся из разорванного лифа, некогда прекрасного платья. Отпустил мои руки, держать их уже не было смысла, мое сопротивление растаяло, следом отпустил и волосы. Оперся одной рукой, согнутой в локте, на диван, возле моего лица, а второй сильно сжал грудь и оттянул сосок, перекатывая его между пальцами, вырывая из моего горла короткий крик. Я уперлась ладонями ему в плечи, не знаю, на что я надеялась. Легко сбив мои руки, он опять впился пальцами в мои щеки, заставляя зубы разжаться.
– Без глупостей, – предупредил он и снова поцеловал, проскальзывая языком в рот. Целовал он долго, в такт движениям, пока я не начала задыхаться, только тогда он прервал поцелуй, давая мне отдышаться. Я уже перестала его отталкивать, смиренно принимая все, что он уготовил мне, и только тихие злые слезы катились по лицу, а он собирал их губами. Была в этом какая-то извращенная нежность зверя к обреченной жертве.
Не знаю, сколько времени он терзал мое тело, как, наконец, его движения стали резче и грубее, а рычание громче. Низ живота онемел, а он закинул мои ноги себе на плечи, чтобы вбиться еще глубже, и кончить со звериным рыком.
– Бля! – ублюдок снова выругался. – Кайф!
Он повалился на меня, тяжело дыша, целуя лицо, вытирая слезы большими пальцами. От омерзения меня передернуло, и я отвернулась. Ему это не понравилось, и он с силой повернул мою голову в свою сторону, впившись пальцами в многострадальную челюсть.
– Не отворачивайся, дрянь! – прошипел мне в лицо. – Смотри в глаза! Тебе придется часто лицезреть меня теперь. Пока твой братец не рассчитается с долгом.
Мужчина встал, осмотрел себя, и, скривившись, брезгливо вытер перепачканный член об подол моего платья. Подтянул приспущенные брюки, заправляя внутрь рубашку, и застегнул ширинку. Долгое время разглядывал меня, что-то обдумывая, а затем достал телефон и сфотографировал.
– Отправлю твоему братцу, пусть порадуется, что проценты ему списались, – он противно осклабился. Бросил мне свой пиджак и скомандовал: – Прикройся!
Пока я, рыдая, съежившись на диване, пыталась непослушными пальцами расправить то, что осталось от платья и прикрыться его пиджаком, он открыл дверь и велел своим людям заходить.
– Эту отвезти ко мне! – скомандовал он.
И я заорала, едва увидев мощные темные фигуры, двинувшиеся в мою сторону. Резко бросилась в сторону, надеясь прорваться к двери, но сильные руки перехватили меня, и я затрепыхалась в них, как бабочка на острие иглы.
Глава 1
Меня привезли с мешком на голове и бросили в подвал. Я поняла это, потому что пришлось спускаться по лестнице. На последних ступенях я споткнулась и упала с громким криком, разодрав колени и ладони. Грубая рука подняла меня за шкирку как котенка и толкнула вперед. Втолкнув в помещение, с меня сдернули мешок и оставили одну. Я огляделась, поскольку мне оставили свет.
«Какой гуманизм!» – я чуть не расхохоталась в голос, кажется, я была близка к истерике.
Здесь было прохладно, но сухо, даже имелся ремонт. Вероятно, комнату хотели как-то полезно использовать, но сейчас здесь было совершенно пусто. Я бросилась обратно к двери и замолотила по ней что есть сил:
– Немедленно выпустите меня! Вы не имеете права меня здесь удерживать! Меня будут искать! – кричала я, но все было бесполезно.
Не знаю как долго я орала. Я охрипла, сбила кулаки, прежде чем поняла всю тщетность своих попыток достучаться до совести удерживающих меня людей. Рыдая, сползла по двери на холодный пол. Меня била дрожь, между ног все горело, тянул низ живота, ныла челюсть, ударенная щека онемела. Я куталась в отданный пиджак, чтоб не замерзнуть, но ноги все равно заледенели. Пиджак пах им, моим мучителем, я вся пахла им, его запах стекал по бедрам. С горьким воем я сорвала его с себя, яростно стирая брендовой вещью следы насилия, а потом отбросила так далеко, как смогла.
– Урод! Ублюдок! Чтоб ты сдох! – скулила я осипшим голосом, согнувшись пополам. – Ненавижу тебя! – Напряжение
