взглядом, адресованным только ей. Кроме того, если он сам одинокий волк, то с какой стати не дает другим – а конкретно ей – насладиться уединением?
Но он явно об этом не думал и неторопливо шел к ней с таким видом, словно владел и всем Эшбертоном. А у него самого полно разнообразных старинных поместий, унаследованных от предков. Персефона не сомневалась: он намеренно преувеличивал их плачевное состояние, дабы отпугнуть гостей и всех юных леди, жаждавших заполучить его в мужья. Правда, он вышел из своего затворничества, чтобы поддержать Джека. И это подрывало ее уверенность, что он самый эгоистичный человек из всех, кого она только встречала.
Персефона надеялась, что он все-таки уйдет и оставит ее в покое, но он спокойно приближался, словно был уверен в теплом приеме, иное ему просто в голову не приходило. Один из самых раздражающих мужчин на земле – второй после ее брата Ричарда. Эта мысль вызвала у нее злость. Ну не глупо ли было надеяться тому неясному врагу, что Рич найдет способ появиться на свадьбе Джека и Джессики Пэндл? Персефона до самого начала свадьбы все-таки надеялась на появление Рича. Вот Джек и Джессика уже заключили в часовне Эшбертонов свой благословенный союз, а Рич так и не появился. Никакого переодетого незнакомца в церкви, украдкой посмотревшего на свадьбу и исчезнувшего, пока никто его не заметил – кроме, разумеется, самой Персефоны.
Глава 2
Черт побери, разве она не обещала себе больше не вспоминать об отсутствующем брате, таком упрямом и своенравном? Персефона заставила себя глубоко вдохнуть и сжала кулаки. Именно сегодня, в день свадьбы Джека, она пыталась не думать о самой большой потере в семье Сиборн. «Идиотка», – обозвала она себя за то, что вновь нарушила свой же запрет этой темы. Тут ее взгляд остановился на ближайшей фигуре, им оказался Александр Фортин, лорд Калверкоум, – и ее мысли приняли другое направление. «Вот уж мне повезло, ничего не скажешь!» – с горькой неприязнью мелькнуло в ее голове, когда этот неприятный тип в ответ на ее враждебный взгляд поднял брови и холодно посмотрел, словно она вела себя вздорно и неприветливо – а так, надо признать, и было.
В данный момент она вдруг почувствовала себя будущей жертвой готовящегося к нападению хищника под взглядом его глаз: как здорового, пронизывающе ясного, так и поврежденного. Раненый глаз пересекала непрозрачная полоса – такая же заметная, как и неровные линии шрамов на той же стороне лица. Много ли, мало ли он видел, но выражение этого глаза ничуть не отличалось от глаза здорового – яркая синева пылала дерзостью и высокомерием. «Разумеется, он никогда не признается, видит он этим глазом или нет, но совершенно ясно – ранения получены не на поле битвы. Кто-то же нанес эти ужасные раны человеку, который был слишком горд и силен, чтобы сдаться и выдать важные тайны», – подумала Персефона. Девушка невольно восхитилась его несгибаемым мужеством, вероятно, оно и помогло выдержать те жестокие муки, о чем сейчас свидетельствовало его лицо.
– Ну как, мисс Сиборн? – наконец поинтересовался
