шли янычары в белых шапках акбёрк, над которыми реяло знамя с алым мечом Али. Издали эту эмблему можно было принять за крест, когда б не раздвоённый клинок праведного халифа.
– Как видите, – указывая на приближающегося султана, сказал Тимур, – мой храбрый и верный Баязид вполне оправился от невзгод и вновь, во славу Аллаха, может гордо именоваться Молниеносным.
Между тем, повелитель османов в считанные минуты сократил дистанцию и, подъехав к Тамерлану, приложил пальцы ко лбу и груди, приветствуя:
– Ас-салам алейкум.
– Алейкум ас-салам, – ответил Тимур с улыбкой. Рад видеть тебя в добром здравии, слава Аллаху. Ты не лукавил, когда рассказывал мне о стенах Константинополя, – без перехода, едва завершив приветствие, продолжил Железный Хромец.
– Сердце моё открыто перед тобой.
– Теперь понятно, отчего ты простоял здесь столь долго. Взять эту крепость штурмом не сможет никто. Осада же, не сочти за обиду – и вовсе глупость. Покуда нет средства прекратить доставку продовольствия и снаряжения по морю, осаждать Константинополь – всё равно, что осаждать луну.
– До недавних пор я тоже думал так и сокрушался, что не знаю средства, дабы одолеть моих врагов. Но теперь Аллах услышал мои слова. Я и пред самим Иблисом, врагом рода человеческого, порази Господь его молниями в главу и чрево, что нет на земле стен, которые бы устояли пред моим доблестным другом Тимуром!
– И братом, славнейший Баязид. Ибо все мусульмане – братья.
– Ну конечно, как может быть иначе! Моим храбрым старшим братом. Я настолько уверен, что Константинополю не устоять, что хочу предложить тебе подумать и о следующем шаге. За то время, которое понадобится тебе, чтобы захватить столицу ромеев, я с войском отправлюсь к Дунаю, приведу к покорности изменников-сербов и приготовлю всё для нашего дальнейшего похода.
– Твои речи, как всегда – образец высокого ума, Баязид. Но расставание с тобой наполнит душу мою стенанием и глаза слезами. Я верю, что Создатель предаст нам эту землю в руки столь же щедро, как прежде отдал все прочие царства. Погоди немного, праведный султан. Тем паче, – Тамерлан сделал паузу, – я слышал, что немалая часть войска, оставленная тобой блокировать Константинополь, услышав о досадной ссоре между нами, страшась неведомого, перешли на сторону гяуров. Теперь они в крепости. Уверен, брат мой Баязид, что, увидев наш душевный союз, они вернутся под твоё знамя, и ты поведёшь их к дунайским кручам, дабы свершить праведную месть изменникам-сербам.
Султан молча склонил голову:
– Ты как всегда мудр, мой старший брат.
– Яви же себя защитником крепости. Пусть увидят они, что ты свободен, и верные следуют за тобой, как и прежде.
Баязид склонил голову и повернул коня. Тимур долго, не отрываясь смотрел вслед удаляющейся кавалькаде, пока не скрылся в облаке пыли красный раздвоенный клинок Зу-аль-Факкар. Когда же всадники исчезли из виду, Тамерлан усмехнулся и поманил
