И тогда она посильнее куталась в одеяло и спокойно засыпала, радуясь, что никто и никогда не сможет пробраться к ним сквозь эту дверь.
Как-то раз отец решил устроиться на работу. В прошлом он был подполковником, теперь сделался таможенником в Домодедово и тащил домой всякую вещь. Однажды он принес большую-пребольшую коробку, полную – не верилось! – телефонов, поставил перед Лизой и сказал: «Держи.» Лиза с восхищением начала копаться в контрабандной технике, но скоро восторг сменился разочарованием: телефоны на первый взгляд были как настоящие и даже включались, но больше никак не работали. Один из них они разобрали с отцом отверткой: внутри было пусто, ни железок, ни разноцветных микросхем. Только штучка с парой проводков, позволявшая экрану гаснуть и гореть. Так что телефона у неё тогда не было.
Ну, а теперь был, и она могла слушать Честера или танцевать под «Animals» хоть весь день, смотреть по ночам мультики и общаться с парнем. Парень жил на другом конце города, а потому «контакт» спасал.
Жизнь её находилась на уровне острой и чудесной сказки. Не ребенок и не взрослый, она была одновременно женщиной, смотрящей в зеркало и впервые замечающей, как изменилось её тело, – и девочкой, рисующей Финна и Джейка в тетрадках назло учительнице. Она стала жить где-то между мирами, не всегда зная, какой из них – настоящий. Как ещё, впрочем, можно жить в тринадцать лет?
Лиза ходила в школу в красной клетчатой рубашке, забив на форму, на уроках всегда сидела в наушниках на последней парте и в перемену тихонько выбегала на задний двор покурить. Ей было наплевать на таблицу элементов по химии, зато она знала наизусть все песни в сохранёнках. По значкам на рюкзаке можно было посчитать, сколько она смотрит сериалов, а самые любимые у неё был, конечно, «сверхи». В боковом кармане рюкзака она таскала складной ножик. Ей нравилось читать страшилки, вызывать пиковых дам (хотя этого она бы никому не рассказала) и понарошку играть в смерть.
Кстати, знак, изгоняющий нечисть, надо было рисовать кровью. Никогда не угадаешь, когда рядом появится монстр, так что лучше заранее попробовать. На всякий случай. Не торопись. Самое сложное – это не остановиться и прорезать самый нижний слой ткани на подушечке пальца. На секунду становится совсем больно – но только на секундочку. Потом станет тепло, и из пальца потечет скупая струйка крови, застывающая на бумаге. Наловчишься – и успеешь размазать пятнышко в рисунок, пока оно не засохло из красного в бурый. Со временем крови хватит на то, чтобы обвести звёздочку в круг.
***
Дома ждал холодный белый стол, напитавшийся декабрем из окна. На столе жили стопки «Поттера» и Экзюпери, цветные шариковые ручки, мамины иконки и свечки над компьютером. Ручками можно рисовать Кроули и Шифера в тетради по матеше, на полях, а воском капать на конверты с письмами. Самой себе. Вернее, воображаемому адресату. Как-то раз она прочитала, что можно вызвать у себя в голове Тульпу, которая будет как настоящий человек, только невидимый для всех остальных. И решила попробовать. Ничего не вышло, но, в конечном счете, она все равно понимала,
