уже без оснастки, зато с рюкзаком: скинул ношу на один из стульев. В ноше что-то жалобно звякнуло.
Заявился, как хозяин всей этой дыры, и уселся напротив, от кабана по правую руку. Тот, кажется, занервничал от его присутствия.
– Чем обязан? – Рони гнусавил с важным видом.
Кабан цокнул языком, а Рони тому и рад.
– А ты и правда неплох, Рони, – без объяснений начал коршун. – Легко берешь разницу в два этажа, не запыхался в трех районах, а у Кемаля мы тебя вообще чуть не проворонили.
Знает по имени. Только сейчас разведал – или до того? С другой стороны, как это – про Рьяных знать, а имя его не выведать? Как бы важно коршун ни расселся, ногу на ногу закинув, они все еще на равных.
– Угу, чуть, – с неудовольствием согласился Рони, проверяя носком дыру в полу. Разговорами время тянут, а это лучше, чем к наказанию спешить. – Других поймали?
Вклинился кабан, оскалился:
– Скоро свидитесь.
Врет. И летает дурно, и врать его не учили. Хоть бы и правда врал – так неумело, быстро и глупо. Рони перевел тему, ковыряя большим пальцем узел на руках.
– Там, после Кемаля… как понял, где искать?
Опять кабан успел первым:
– Хрен тебе тут кто отчеты давать бу…
– Помолчи, – оборвал его коршун.
– Много чести им, – неубедительно буркнул кабан, но примолк и отвернулся. Стул под его крупной тушей казался еще мельче.
Виктор стянул перчатки, и Рони приметил, как у того пожелтели пальцы на правой – от дешевого портового табака. Тем чуднее – заядлый курильщик так не полетает, да и запаха Рони не учуял. Он собрался отвесить колкость по этому поводу, но не придумал, какую – коршун вперед него рот открыл:
– Понять не трудно. На твоем месте я бы тоже в порту залег. Мог бы и до обеда там пролежать, а потом смыться. Зря ты к своим на подмогу пошел. Говорю же – дурак.
Рони спрятал шею в плечи и старался выведать хоть что-то полезное – если выберется живым, хоть Рьяным доложится, других от своей участи сбережет. Так всегда в стае дела велись.
– И чего ты в Гэтшире забыл, любимчик неба?
– Я здесь дольше твоего живу.
Рони еще раз осмотрел коршуна. Старше его годков на десять, теперь-то хорошо видно при свете дня. И выговор у него ничем не хуже осевших торговцев с той стороны моря.
– Может оно и так. Только… что-то о тебе не слышно было, – Рони задрал нос.
– Это все потому, что Виктор – отменный коршун, – заступился, выслужился кабан.
Только черно-белому эта присказка не льстила, тот глянул искоса, еле заметно качнул головой, и Рони ухватил возможность за хвост:
– И чего теперь выползли? Впервые за декаду работать пришлось?
– Птичка про вас напела, – голос у кабана резко подслащенный, противнее удара в челюсть.
Рони ухмыльнулся. Даже посмеялся, не успев
