Негодовал, когда проигрывал мне. Проводил для всех желающих мастер-класс по созданию электронной музыки, куда в основном приходили французы. И с приятельской солидарностью разговаривали при мне по-английски.
Когда я приезжала с работы и попадала на кухню, где Иву уже распределял ингредиенты для вечернего меню, первые десять минут мне бывало как-то не по себе. Казалось, рядом чужой человек, которого я знаю-то пару дней. Или пару недель. Кухня растворяла нас в запахе нереальности происходящей любви. Мы болтали о вкусах, разрубая помидоры. О встречах – замешивая салаты. Узнавая друг друга. Связываясь образными шнурками со скоростью вскипания пузырьков в котле с овощным ужином. Пристрастившись к любимым мимическим маскам и щёлочкам смеющихся глаз всё безнадёжней.
Хозяева Чайного домика официально внесли моё имя в график дежурств по ресторану. Ригер-штрассе 105 прославился как мультикультурный бар для Ossis, вегетарианская Мекка с международным сбродом и народной кухней по вечерам за два евро. Тут же проводили бесплатные семинары по изучению немецкого языка, показывали фильмы, писали стихи. Попав впервые в это карнавальное логово с вывеской VoKu, я обнаружила за барной стойкой пару французов, судя по речи. Посетителей не было.
– Салют, вы из Франции? – окликнула я невысокого парня в цилиндре с гордо вздёрнутым подбородком.
– Нет, из Бретани, – ответил он по-английски.
– И где это славное королевство?
– На западе Франции. Но Бретань – отдельная страна. Живут в ней бретонцы, хотя мало кто теперь помнит бретонский язык из-за ужасных правительственных репрессий. Бретонцы – потомки кельтов.
– Ты же представляешь себе кельтскую музыку, танцы? Бретонцы отплясывают в клубах под фольклорные песни выходные напролёт, напиваются так, что потом их трудно отодрать от деревянного пола. Но придя в себя, чувствуют сладостный вкус жизни и ничего не помнят. Кстати, Роно, – представился первый в моей жизни бретонец.
– Но ты же говоришь по-французски? – настояла я на своём – Научи меня паре фраз – и протянула кокетливо – плиииз!
Роно издал невразумительный крик, а из кухни выплыл долговязый брюнет с утонченным французским профилем и элегантным воротничком тонкой рубашки в полоску. Окинул взглядом пустое пространство и приземлился за круглый столик, подвинув шаткий стул мне навстречу. Проницательно изучил меня взглядом и поспешно заговорил по-французски. Из всей песни я поняла только «мадемуазель». Я смущённо просияла и попросила начать с чего попроще.
– Bonjour Madame. Что нужно ответить?
– Бонжур месье? – улыбнулась я робко.
– Bravo! – долговязый бросил свысока одобрительный кивок. – Раз у тебя талант, будет легче. – И засмеялся, сверкая глазами. – Комо-ву-запэле-ву?.. Ну, отвечай… Комо-тю-тапелль-жён-жоли?
Ничего не поняв, я засверкала глазами в ответ. Он в нетерпении подобрал с книжной полки
