na happen tomorrow – Duran Duran.
(Мы боремся друг с другом, потому что мы слишком близко.
Временами мы наказываем тех, в ком нуждаемся больше всего.
И хотя мы не можем надеяться на спасителя,
Мы сами виноваты в своём поведении.
И никто не знает,
Что будет завтра.
Мы стараемся не показывать, как мы напуганы.
Была бы ты одинокой, если бы на ночном небе
Ты была единственной звездой?
Тебе нужно верить, что, в конце концов, всё будет хорошо.
Тебе нужно верить, что опять всё будет хорошо).
Перевод.
Вступление
Ладога, вопреки всяким опасениям, осталась на месте. Развела в себе, правда, разную погань, чуть изменила привычный цвет, но в целом, вела себя в рамках приличия: не иссохла, не превратилась в океан. В принципе, дело понятное – изменились до полной неузнаваемости только те места, коих не касалась рука человека. А таких, признаться, к так называемому 21 веку осталось не так уж и много.
Зацвела буйным цветом лесов и полей Антарктида, отвоевав себе у океана перемычку до былой оконечности Южной Америки. Провалились в тартарары джунгли Амазонии, да еще раздавился в лепешку город Вашингтон с прочими Белыми домами. Держал-держал на себе непознанное количество лет огромную массу большущих, словно горы, метеоритов, как магнитом затянутых «гнездом американской демократии», да и в конце-концов не выдержал, спекся. Точнее – сдулся, погребая людей под прессом складывающихся, подобно карточным домикам, строений. Местный президент даже не успел толкнуть очередную речь народу.
Что касалось «Россиянии», то здесь развернулись полномасштабные и удалые баталии. Много народу, конечно, отсиживалось по домам, но еще больше устраивали между собой битвы, где побежденных и победителей не было – оставались живые и мертвые. Руки были развязаны у всех. У одних – жаждой убийства, у других – стремлением выжить.
По отрывочным данным в первый же день мгновенного перехода от цивилизации к поди знай какому состоянию Пакистан посчитал своим долгом уничтожить Индию, та, в свою очередь без раздумий и колебаний решилась на подобный же шаг. Обе страны пульнули друг в друга все свои ядерные боезапасы, нечаянно промахнувшись первой тройкой залпов. В итоге Индия, Пакистан, ну и подвернувшийся под пристрелочные выстрелы Афганистан перестали существовать. Осталась местность, обласканная радиоизотопами, всецело поглощенными только своими периодами полураспада. Хозяева мира с мульками на одеждах «Made in USA», несущие мир и свободу от наркотической зависимости пещерным людям Афгана гавкнули вместе со всеми, несмотря на гарантии своего президента в неприкосновенности. Однако мир никак не отреагировал на случай у «исламистов». «Отряд не заметил потери бойца».
Про Африку никто ничего не знал. А была ли она, эта Африка?
Словом, изменений случилось столько, что никто не мог их как следует оценить и проанализировать: большинство аналитиков перемерли, как мухи зимой, оставшимся в живых было не до того. Они без всяких исключений вели битву за выживание. Бились с окружающей средой и, что являлось самым характерным, между собой.
Чтобы осознать случившиеся коллизии потребовалось несколько часов, чтобы понять причину – почти месяц.
Поэтому группа людей, добравшихся до берега Ладоги, не спешила покидать заросли кустов. Они внимательно и уже привычно осматривали панораму вокруг себя. Самый главный проводник, держащий свой карамультук на манер последнего удэгея Дерсу Узала, то есть, в обнимку, ничем не выдавал своей радости. Иван Чеславович Вонславович, а это был именно он, считал свою часть работы выполненной. Точнее – почти выполненной.
Оставалось только спуститься вниз по заваленному давным-давно подземному ходу и обнаружить то место, ради которого и построили, видимо, Андрусовский монастырь.
Ни майор Макс, ни Иван, ни Саша Матросова, ни Шура Суслов, ни даже Бен Стиллер не загадывали о будущем. Каждый из них не единожды убеждался в прошлой жизни, да и за эти сорок дней, что Михаил Афанасьевич Булгаков своими словами, «все люди смертны, причем внезапно» создал настоящую доктрину, которой начали руководствоваться миллионы людей.
Весь мир, столь привычный к страданию и лжи, вранью, безысходности и ожиданию неминуемого апокалипсического конца своего бренного существования изменился столь быстро, что на это хватило всего лишь одного взмаха ресниц каждого человека по-отдельности. Более везучие очень удивились, менее – так ничего и не узнали. Впрочем, это, конечно, как посмотреть: кому привалило большее счастье – тем, или другим.
Человечество не смогло оценить всей трагичности катастрофы. Просто, наверно, забивать себе голову всякой ерундой, было нецелесообразно.
