об этом как будто не беспокоились. За эти дни пани Зосия или нарочно не давала мужчинам скучать, или требовала с них своеобразной платы за ночлег и вкусную еду: всё время загружала их какой-то работой. Например, на следующий день после охоты она предложила им сходить на рыбалку, половить карасей. Алябьев, которого отсутствие Анджея Ковальского и его сына уже стало волновать, ни от каких предложений не отказывался: лишь бы не сидеть, сложа руки. Что до Тибо, так тот только о Божене и мечтал. Совсем голову от неё потерял и ходил за ней хвостиком. Она пустое ведро поднимет – он уже здесь: сам донесу, только скажи куда! Она глазами поведёт, он её взгляд уже ловит: скажи, что сделать надо – всё сделаю!
Глядя на Тибо, пани Зосия сказала Сергею Сергеевичу на польско-русском языке:
– Нех о Божене навет не мечтает. (Даже, дескать, совсем ни-ни!!)
– А он просыпается с её именем и засыпает с ним, – признался ей Алябьев. – Влюбился в неё, едва увидел. У вашей дочери есть жених?
– Нажечоны завше сен знайдзе, – строго ответила женщина (дескать, он всегда найдётся).
– Уверяю вас, пани Зосия, мсье Дюран не сделает вашей дочери ничего плохого. Кроме того, открою вам его тайну: он хочет жениться на Божене и увезти её в Париж. Но если вы будете против этого, то он согласен остаться и у вас на хуторе.
– По цо ми то поведзели? (дескать, зачем вы мне это сказали?)
– Я ему верю. И он не предаст.
– Это самое лучшее, сударь, что вы могли о нём сообщить, – ответила тут пани Зосия на чистом русском языке, после чего Алябьев задался вопросом: а полячка ли эта пани на самом деле? Уж больно лихо она выдала?! Прямо-таки как светская дама! Однако уточнять он не стал: не всегда надо спрашивать у женщины о том, о чём очень хочется спросить.
Итак, на следующий день после охоты пани Зосия предложила мужчинам сходить с Боженой на рыбалку. Они, разумеется, согласились. Алябьев – чтобы не маяться от скуки, а Тибо – ему всё равно, куда было идти, лишь бы рядом с паненкой, хоть в ад.
Они пришли на зараставшее зеленью озерце, где в траве около берега у Ковальских была припрятана маленькая лодчонка, и под теми же берегами были поставлены рыбьи ловушки, именуемые в России «мордушками» или же другими словами – короче: высокий барабан из сетки, куда у рыбы ума хватает только заплыть, а назад выплыть – увы!
– Кто з вас поедзе зе мнон? – спросила Божена, намеренно не глядя на мужчин, мол, сами выбор делаете, кто с ней в лодочке поедет.
Тибо подмигнул – Сергей Сергеевич понял. Француз подхватил Божену на руки – она даже охнуть не успела, усадил в лодочку, оттолкнулся и сам запрыгнул – лишь круги по воде побежали.
Взяв весло, Дюран стал грести и негромко запел полячке песенку, придуманную каким-то парижским Казановой ещё в начале века:
– Ах! Милая моя девочка!
Ах! Стройная моя куколка!
Ах! Ласковая моя кошечка!
И вновь к тебе я тороплюсь, роняя туфли на ходу!
Алябьев
