style="font-size:15px;"> Они гуляли и разговаривали. Вернее, теперь говорила она, а он внимательно слушал, лишь время от времени задавал очень правильные вопросы. Он будто чувствовал, что для нее важно.
Сначала Эмма откровенно призналась новому знакомому, что обожает ночные города. Особенно те, что сохранили свой многовековой облик.
– В темноте не видно настоящего, – как умела, пояснила она. – Вот идешь по такой средневековой улочке – и никаких реклам, автомобилей, витрин со всякими современными штуками. Фонари горят, конечно, но заметьте – высвечивают исключительно архитектурные прелести! Темнота стирает грани реальности, и ты как будто попадаешь в другой мир…
– В прошлое? – уточнил Ирвин.
– Не совсем. Скорее, в безвременье. Какое-то особое пространство, где обитает душа города.
– Душа города?
– Я это так называю. Как вам объяснить… Это вроде как сама суть города: образ, проекция в тонком мире…
– Божественная идея, парящая над грубым миром вещей? – Ирвин внезапно остановился и указал на фонарь, тень от которого падала им под ноги.
– Именно! – Эмма удивилась: она впервые встретила человека, который сходу понял ее туманный образ и даже сумел облечь его в подходящие слова. – Вы очень верно подметили!
– Допустим, это подметил не я, а Платон…
– И он был прав, я считаю!
– Кто, Платон? – в глазах Ирвина мелькнули веселые огоньки. – Это же чистой воды идеализм!
– И что в нем плохого, в идеализме? Если бы потом материалист Аристотель не увел западную цивилизацию топкими окольными тропами, возможно, человечество давно бы уже вышло на путь истинного познания…– воодушевленно начала Эмма, но заметила, что собеседник улыбается, и осеклась. – Вы не согласны?
– Абсолютно согласен! – поспешил заверить ее Ирвин. – Признаюсь, буквально вчера я так же размышлял о ложном пути цивилизации. А смеюсь лишь потому, что еще никогда не слышал критики материализма от такой красивой девушки. Простите великодушно! И пожалуйста, рассказывайте дальше.
– Вам правда интересно?
– Еще как! Вы начали говорить о душе города, – напомнил он. – Я тоже неравнодушен к древним городам. Продолжайте, пожалуйста!
Преодолев робость, Эмма посмотрела ему прямо в глаза, светло-карие, необычного медового оттенка. Ирвин не отвел взгляда. В свете уличного фонаря его глаза мерцали, словно капельки солнца в янтаре. Эмма с трудом удержалась на ногах: ощущение было тако, будто внутри у нее все плавится и растекается, приобретая новые очертания, как жидкий металл, заливаемый в форму…
К счастью, они двинулись дальше. Гулкий каменный проулок вскоре вывел их во внутренние дворики старинного университета, где было оживленно даже в столь поздний час. Покрутились среди шумной молодежи и снова нырнули в боковую улочку, тихую, сонную, без каких либо признаков современности, не считая электрических фонарей. Кое-как собравшись с мыслями, Эмма продолжила
