в черепе, как стая голодных ворон. Громко, бессвязно и панически. Воздуха не хватало.
Почувствовала, что в горло вливают что-то теплое, доброе, и страх отступил. Веки потяжелели. Спасительная темнота приняла в свои объятья.
Только через несколько дней поняла, что не так.
Я не могла двигаться, не могла говорить. Люди вокруг были слишком большими. Все выглядело размытым и странным. Словно в глаза мне вставили по чужой не вынимаемой линзе. Неясность окружения усугублялась невозможностью общаться. Великаны говорили на непонятном языке.
Размер тела и отношение окружающих ясно говорили, что я была ребенком. Но разум отказывался принять информацию.
Лежала и пыталась понять, что же произошло. Вероятно, миф о перерождении душ – правда. Но где-то наверху произошел сбой, мне досталось утро небесного бодуна или божественная сущность, отвечающая за перерождение, оказалась сучностью, и память моя не стерлась с рождением. Потому что там, в другой жизни – я была взрослой женщиной с двумя детьми, с экономическим образованием. И, кажется, умерла.
Воспоминания клочками прорывались в размягченный мозг, особенно ярко являясь в кошмарах. Я будила мать громкими криками, заставляя ее нервничать и звать на помощь. Мне было несколько дней от роду.
Мы попали в аварию. Я вспомнила удар, крики мужа, детей. Бешеное вращение перед глазами, мелькание фар. Четкое понимание, что все умрут. Но никто уже ничего не мог сделать.
Вроде бы мы ехали из столицы домой … по замечательной платной автомагистрали. И на огромной скорости впечатались в попутную фуру. Не помню: видел нас водитель или нет. Может быть, он заснул за рулем или решил перестроиться в самый неудачный момент…
Чтобы вспомнить, у меня было много времени. Но мозг категорически отказывался думать, запоминать, анализировать. Тело отказывалось двигаться. Я могла открыть глаза. Но если пыталась поднять руку, все тело принималось хаотично извиваться и вытворять невероятные кульбиты.
Хотелось спать и есть, укутаться в тепло и провалиться в темноту. А может сбоя не было? и через пару месяцев я забуду о пошлом? Но нет, прошел день, второй, неделя. А я все также помнила, как решаются интегралы, но хоть убей не могла провести расчеты мысленно. А я не дура, прошу учесть.
От своей несостоятельности хотелось рыдать, что я благополучно и делала. К тому же меня немного укачивало в люльке, но на возмущенный крик качали лишь сильнее.
Еще меня убивали запахи. Так много всего воняло: тряпки, место, где меня держали, это я о люльке, и особенно я сама. Просто постоянно. То ли тут не принято детей мыть и переодевать, то ли на мне экономили. Все люди, берущие мое непокорное тело на руки, тоже воняли! Их было пять или шесть человек. Из них хорошо пахла только мама, да и то с перчинкой от которой слезились глаза.
Сносно дышать можно было только на прогулке, когда нежные руки выносили на яркий свет и качали под тихое пение. Я наслаждалась свежестью леса и воды.
Плохо быть ребенком! Бедные младенцы, как вам сочувствовала. И себе тоже.
Через пару недель свыклась с мыслью, что окончательно спятила. До этого я тешила себя надеждой, что лежу в больнице после аварии, и все мои недомогания – последствия травмы.
Глаза стали четче воспринимать картинку, и не обрадовалась я увиденному: деревянные стены, отсутствие мебели, люди в длинных серых хламидах. Все – явные азиаты. Зубов нет у половины. Света нет, в комнате постоянная полутьма. Никакого телевизора и телефонов. Не позвонить. Очень, очень бедная семья. Вместо соски мне давали кусок вяленого мяса. Круто, конечно, но не педагогично.
Я пыталась сказать об этом родителям, как никак двух детей имела, но горло выдавало только крик. Тут же переходящий в сопли, подстегнутые воспоминаниями. От сочувствия самой себе отвлекла мысль:
Интересно, я мальчик или девочка?
И ведь не проверишь! Не пощупаешь! А по ощущениям я была натуральной блондинкой! Той что после маникюра и пальцы врастопырку. И не двигается, чтоб лак не задеть. Это что же я себе педикюр позволить не смогу?! Надо срочно выяснить насколько бедная семья. Нищая совсем или на шопинг разорится?
День за днем, лежа в той позе, как положили, я отвлекала себя от происходящего, отказывалась верить в этот бред.
Доставала воспоминания, собирала крупицы прошлого. Но, все чаще, его затмевало настоящее: радость материнских рук, постоянный сосущий голод, удивление звонкой погремушке.
Вот как можно удивить тридцатилетнюю женщину – звонким бубенчиком?! Но неподконтрольные эмоции брали вверх, и я звонко смеялась.
А потом выяснилось, что радуюсь не матери, а кормилице. Мама заходила 1-2 раза в сутки, играла со мной. Но молока у нее не было. И звали женщину-кукушку – Мицу. И грозило б мне это психическими травмами,
