нами в город поедешь на зимовку?
Пес громко прорычал, и, видимо, на собачьем языке это означало: «А дом кто охранять станет?».
– Не боись, – усмехнулся Агафонов. – Тут сигнализация проведена. Никто не влезет. А тебе у меня понравится, – пробурчал он, оглаживая собаку. – У нас парк рядом, будем с тобой по утрам бегать…
– Папа! Да! – радостно вскинулся Егор. – Все вместе! Только тебе придется отпросить меня у мамы!
– Попробую, – кивнул Агафонов, понимая, что битва предстоит жестокая.
«Нина не согласится, – мысленно поморщился он. – И всему виной не великая материнская любовь, а деньги! Те самые сто тысяч в месяц, перечисляемые Агафоновым на карточку жены в качестве алиментов. Нинка – алчная натура – вряд ли захочет их лишиться».
– После Нового года все обсудим, – заявил Агафонов и тут же присвистнул. – Тогда и Зака заберем. Ему одному на новом месте тоскливо станет.
– А ты точно его заберешь? – взволнованно прошептал Егор, да еще глянул перепуганными глазенками.
– Да, – кивнул Агафонов. – Только с дедушкой нужно этот вопрос обсудить. Это же его собака. И если он в ближайшее время домой не вернется, мы с тобой после каникул заберем к себе Зака. До марта он тут точно один не останется.
Тонкие руки сына взлетели в воздух и тотчас же обвили крепкую Агафоновскую шею.
– Папочка, – проскулил Егорка. – Ты самый лучший на свете!
– Конечно, – фыркнул Михаил. – А ты сомневался? – Он прижал сына к себе, легко клюнул в макушку и, дождавшись окончания обнимашек, отправился в спальню. – Пора устраиваться на ночлег, друзья мои, – прокричал из зала и, свернув в спальню, присвистнул.
– Ну ни фига ж себе!
Вместо старого румынского гарнитура, купленного еще в школьные годы Миши Агафонова, комнату занимала добротная итальянская мебель. Зеркальный шкаф с ручками-кисточками, туалетный столик с зеркалом в резной раме и застеленная стеганым покрывалом кровать с высоким изголовьем.
«А папа понимает толк в жизни, – мысленно усмехнулся Агафонов. – На ту койку, где спал с матерью, не стал приглашать женщину. Купил все новое. Молодец старик!» – про себя заметил Михаил и удивленно глянул по сторонам. В спальне маминых портретов больше не было.
– Хм… – пробурчал себе под нос Агафонов и, почувствовав, как неприятно резануло по сердцу такое открытие, принялся осматривать дом. Мимоходом зажег колонку и отправил сына купаться, выпустил Зака, сомлевшего в теплом помещении, во двор. Мамин портрет, один-единственный, обнаружился только в кабинете отца. Небольшая выцветшая фотография в рамочке. Мама в красном сарафане и с венком из одуванчиков сидела на скамейке около озера и счастливо улыбалась. Агафонов быстрым движением огладил красивое доброе лицо и поспешил к сыну, вывалившемуся из ванной вместе с клубами пара.
– Сейчас постелю, – пробурчал Михаил, залезая в бельевой шкаф, и почувствовал, как от удивления дергается
