шь чумазым козлом на своих двоих, когда столько времени тычешься мордой в колючки и камни, тогда в машине ой как круто. Просто офигенно. Я будто ангел. Стрела света.
Твою налево, вот он я – выжимаю уже сотню, причем даже не на верхней передаче. Утопаю в мягкой обивке, нюхаю хвойную штучку, которая болтается на зеркале. Лечу. При этом сижу на заднице. Взлетаю над землей. Из грязи. Я больше не животное.
Кто же тогда? Я тот, кто подберется к вам незаметно, ясно? Тот, кого вы даже вообразить не в состоянии.
Скажем, я позвоню вам, вы удивитесь, что за дела, любой из вас удивится и почувствует, как пересохло во рту. Может, вы незнакомец, чей номер я набрал случайно, кнопки сами в кармане нажались. Может, вы придурок из школы, которого я разыскиваю. Любой из вас услышит мой голос и подумает – просто ветер. Птичий писк. Вас мигом прошибет пот. Будто я – конец света.
Ладно, не парьтесь. Я не простил, никого из вас не простил, но теперь я выше этого. Вы все в прошлом.
Да и телефон у меня разряжен. Подключен к приборной доске – то ли заряжается, то ли умирает, не знаю. Так что расслабьтесь, я не позвоню. Все изменилось. Я не тот, кем был. Теперь я лишь мысль, которая летит по автостраде на север, туда, где жарко, безопасно и скрытно. Мне нужно кое-кого забрать. В Магните. Она ждет. По крайней мере, я надеюсь.
Пятая передача. Я не сразу ее нашел, но вот уже пятая. Мимо пролетает красная земля. Заросли акации – мульга-скраб. Блестящие валуны. Сбитые машинами вороны. Сзади хлюпают канистры, воняют на весь джип. Но окна открыты, дует теплый ветер, и едкий запах горючего перебивает дух крови.
Я вдруг чувствую голод. Отбрасываю дробовик четыреста десятого калибра на заднее сиденье. Отпихиваю коробку с патронами и добираюсь до еды. Она еще теплая, жестяная тарелка не остыла. Вкусно, жирно, отдает дымком. С первым же куском в меня вливаются силы.
Так и еду, на самой высокой допустимой скорости; одной рукой держу мясо, другой руль. Смеюсь во все горло, даже закашливаюсь. Впервые в жизни я знаю, чего хочу, и у меня есть то, что доставит меня к цели. Если вы никогда подобного не испытывали, мне вас жаль.
Но так было не всегда. Чтобы оказаться здесь, я пережил ад. Я видел и творил то, чего вы бы не одобрили. И со мной творили то же самое… Поэтому радуйтесь за меня, мать вашу. И, ради всего святого, не становитесь у меня на пути.
В день, когда старая жизнь кончилась, я до захода солнца сидел под трибуной, баюкал свой подбитый глаз и ненавидел Гондона. Мама всегда ругалась, если я называл его так за спиной. Капитан Гондон. Капитан. Или просто Кэп, сокращенно. Мама твердила – нельзя говорить такое про отца. Мне было все равно. Этот помойный горшок относился по-скотски к нам обоим, и я желал ему смерти. О чем и молился в тот момент, сидя под трибуной.
От ладоней несло мясом. Я сжимал их в кулаки, твердые и гладкие, как распиленная говяжья голяшка. Глазел на них долго-долго, уже темнело и не было ничего видно, но в гудящей голове все равно висела четкая картинка: в одном кулаке у меня мясницкий топор, а в другом – разделочный нож. Я ощущал их, будто по-настоящему. Стискивал эти воображаемые штуки, стискивал… Аж руки свело судорогой. Пришлось выползти на ночной воздух, чтобы опять не вырубиться.
На улице оказалось прохладней, чем под трибуной. Стояла темень, светили только городские огни. Где-то в отдалении пацаны гоняли мяч, слышались голоса и тяжелые удары, от которых меня затрясло. Что делать, куда идти? Денег нет… Мне бы сейчас льда. Замороженной воды, в смысле. Приложить к глазу, а то он уже почти заплыл. Вот черт, и на голове сбоку шишка растет…
Небо было черное, пустое – когда Гондон мне врезал, я и то больше звезд увидел. Сколько сейчас времени, интересно?
Пару часов назад я очнулся в магазине, в ящике с костями. Пришел в себя, очумелый, в груде скользких голяшек, фаланг и куриных скелетов. Не сразу понял, где я и как сюда попал. Правда, быстро сообразил. Где? На работе, ясное дело. Как загремел в ящик? Да как обычно. У старины Капитана зимой снега не выпросишь, но если появляется возможность ударить исподтишка, он тут как тут со своим подарочком, Санта долбаный.
В зале играло радио. Воняло лимонным моющим средством. Значит, мы уже закрылись. И теперь этот тупой хрен самостоятельно отмывает подносы и драит полы. Придурок. Весь день ругает, называет лентяем и бездельником, а потом устраивает мне полную нетрудоспособность, когда работы больше всего. Неудивительно, что он так преуспел в бизнесе.
Я выглянул из-за собственных коленок, попробовал встать на ноги. Господи, ну и пришлось же попотеть! Хорошая, думаю, была картинка. Джекси Клактон, крутой тип, от которого детвора разбегается по всей округе. Вот он неуклюже выбирается из груды жирных костей, точно пьяная муха. Обхохочешься. Но я таки смог. Вцепился в лавку. Оттолкнулся от забрызганной дерьмом стены. Застыл. Голова шла кругом. Я, наверное, напоминал аквариумную рыбку: хватал ртом воздух, таращил глаза на дверной проем, на тошнотворные липкие полоски
