на мелководье, чтобы перевести дух от волнения.
После этого он ежедневно заставлял себя выходить из дома. Так продолжалось две недели. Мужчины, взбудораженные его возвращением, перешептывались у него за спиной, женщины беззастенчиво флиртовали с ним; но он не обращал на них внимания. Каждый раз его прогулки становились длиннее, он заходил в море все глубже, так что вода оказывалась выше колен. Он жадно глотал воздух и разглядывал старый порт, куда местные лодки некогда привозили игрушки для Лео Брентенинтона. Он вспоминал, как мальчишкой бегал туда и, расталкивая других ребят, наблюдал за разгрузкой, а потом мчался к родителям выпросить пару монеток. Но правительство пресекло такую самодеятельность. Сейчас это была целая индустрия: сотни, даже тысячи, если верить слухам, игрушек поступали прямо с фабрик на огромный склад на Мертвых островах, куда три раза в год заходили иностранные корабли и опустошали запасы. Многие уже начали забывать, что так было не всегда.
А что, сам Интиасар, когда был маленьким, не бегал на берег к кораблям?
– С тобой все будет хорошо, – бурчал Айо всякий раз, когда Завьер вваливался в «Стихотворное древо» после прогулки, нервно сглатывая густую слюну и приводя в порядок потное одеяние.
В ответ Завьер пытался рассмеяться, но издавал только сдавленный кашель.
– Точно говорю, – твердо продолжал Айо. – Скоро сам увидишь. Когда на следующей неделе будешь делать обход, я с тобой пойду.
И все же Найя так и не появилась.
«Ну вот, – сплетничали люди, – радетель к нам вернулся, а жена все еще камнем на его душе висит».
Занимался рассвет.
Завьер вышел из сада и в лучах нового дня отправился обратно к ресторану. Его ждала треска: в морщинках ладони собрались крупинки соли. В воздухе тихо звучала мелодия, эхо которой уносилось к морю. Три радиостанции исполняли национальный гимн одна за другой, с запозданием в пару секунд.
Он слушал радио только по необходимости, но отвлечься от него было трудновато. Радиоприемник имелся в каждом доме, и на каждом углу, без умолку передавая музыку и сообщая островные сплетни; бодрые, но малоинтересные интервью с местными музыкантами; назойливые до безумия беседы с правительственными чиновниками, славословия богам за урожайный год и песнопения храмового хора. Люди с радио и его не раз пытались заманить в студию, но на все их приглашения неизменно отвечал отказом, опасаясь, что они сведут беседу к рецептам его блюд да к вопросам, что его вдохновляет. И как прикажете на все это отвечать?
Он понимал, что ему не хватает терпения. Люди же старались быть честными и смелыми. Они обращались к нему, чтобы пожаловаться на свои вечные невзгоды. Старики звонили, чтобы похвастаться умненькими внуками. У этого мальца язык подвешен, ты только его послушай! Сказанные им двадцать слов стоят не меньше дюжины яиц! Свежих, понял? Свежих! Но все дискуссии неизбежно заканчивались ничем. Он заранее чувствовал, что разговор увядает, – когда речь заходила
