дружины!
– Вот что: вы можете ехать, конечно, куда вам будет угодно, а мне это все надоело, и я пойду домой. Кормовые деньги я все-таки надеюсь от вас получить сегодня: их можно прислать с кем-нибудь из писарей ко мне на квартиру.
– Нет! Уходить вы не имеете права! – попробовал было начальственно прикрикнуть Генкель, но Ливенцев усмехнулся:
– Е-рун-да! Как это так не имею права?.. Вот взял и ушел!
И быстро двинулся к выходу.
– Я сейчас же еду к командиру дружины! – кричал ему в спину Генкель.
– Можете! Не запрещаю! – отозвался Ливенцев от дверей и, не обернувшись, пошел домой обедать.
А дома ждал его ратник с одного из постов Степан Малаха, который передал ему словесное приказание зайти на вокзал вечером.
– От кого приказание? – спросил Ливенцев.
– Жандарм с седой бородой переказывал, ваше благородие.
– Вахмистр? Гончаренко?
– Не могу знать, как фамилия. А медаль он имеет золотую.
– Значит, вахмистр передал тебе… А от кого приказание?
– От якого-сь полковника.
Ливенцев понял, что приказание идет от жандармского полковника Черокова, и подумал, что, может быть, Генкель успел поговорить с ним по телефону, с этим Чероковым, может, они были когда-нибудь сослуживцами…
Черокова он видел всего только раз, когда принимал посты на железной дороге, так как посты эти каким-то образом были в ведении жандармской власти и дежурный по вокзалу жандарм обыкновенно добывал ему дрезину для объезда постов и рабочих, чтобы вертеть дрезину.
Вечером Ливенцев поехал на вокзал, где старый вахмистр Гончаренко, по своей представительности годившийся в генерал-губернаторы, нагнувшись к нему, сказал ему тихо и таинственно:
– Дня через два ожидаем его величество.
– Вот как! – очень удивился Ливенцев. – Отчего же нигде об этом ничего не говорят?
– То есть, где же это нигде? – осведомился Гончаренко.
– Да вот я был сегодня в штабе дружины и в штабе бригады – нигде ничего не слыхал.
Жандарм стал совсем таинственным и сказал почти шепотом:
– Секретная депеша, только в обед получена.
– Ну, у меня на постах все в порядке. А завтра поеду – кормовые деньги раздам.
– Завтра я распоряжусь, значит, насчет дрезины… А ко скольким часам дрезину заказать?
– Часам так к одиннадцати, я думаю.
– Слушаю, – сказал Гончаренко. – А теперь пойдемте, я вас проведу к начальнику.
И когда шел за огромным вахмистром Ливенцев по плохо замощенному вокзальному двору к двухэтажному дому жандармского управления, он смутно представлял себе Черокова, как человека незначительной внешности, но с какими-то странными, аспидно-сине-молочными, холодными и совершенно неподвижными, как у амфибии, глазами. Конечно, покушений на железной дороге ждали
