полкового командира Ливенцев узнал, что фамилия его Кюн.
– Как Кюн? Немец, значит?
Это было очень неприятно Ливенцеву, но спокойным голосом солдат-вожатый ответил:
– Точно так, похоже, что они из немцев.
– Может быть, латыш, а не немец, – вздумалось поправить этот ответ Обидину.
Ливенцев вздохнул и буркнул:
– Будем надеяться, что латыш.
Полковник Кюн был еще далеко не стар, – едва ли набралось бы ему пятьдесят лет; вид к концу дня имел не усталый, напротив – будто только что выспался; в светловолосом ежике на вытянутой голове седины совсем не было; человек рослый, молодцеватой выправки, он принял двух новых офицеров, явившихся в его полк, до такой степени наигранно любезно, что у Ливенцева в первую же минуту никаких сомнений не осталось – немец.
– А я вас поджидал, как же, – улыбаясь, радостно, как старший приятель, а совсем не новый начальник, говорил Кюн, когда оба они назвали свои фамилии. – Разумеется, бумаги о назначении приходят все-таки раньше, чем сами назначенные могут добраться, хе-хе! Транспорт, – вот где наша Ахиллесова пята!
– У нас много слабых мест и кроме транспорта, – попробовал вставить Ливенцев.
– О да, о да, разумеется, много! – весь сморщился и даже глаза закрыл Кюн, но ревниво за ним наблюдавший Ливенцев не нашел никакой горечи в этой мимике.
В петлице теплой тужурки Кюна небрежно торчал Владимир с мечами, – тот самый орден, о представлении к которому Ливенцева писали однажды приказ, но не послали.
– Ну что, как там в тылу, откуда вы приехали? – спросил Кюн с явным любопытством.
– В каком именно смысле, господин полковник? – не понял вопроса Ливенцев.
– Ну, разумеется, – настроения в обществе касательно войны в дальнейшем, и тому подобное! – с игривой улыбочкой уточнил Кюн. – «До победного конца» – как Меньшиков в «Новом времени» пишет?
– Есть и такие мнения, – тут же, как подстегнутый, немножко резко по тону, ответил Ливенцев.
Обидин же добавил:
– Но больше все-таки противоположных, что воевать мы едва ли в состоянии.
– Поэтому? – оживленно повернул голову от Ливенцева к Обидину Кюн.
– Выводы из этого положения всякий делает по-своему, – уклонился от прямого ответа Обидин, а Ливенцев вставил свой вывод:
– Все-таки все сходятся на одном: разговаривать о мире с немцами сейчас могут только одни мерзавцы!
– Хо-хо-хо! – добродушно с виду рассмеялся Кюн. – Это хорошо сказано!.. Ну что же, господа прапорщики, ведь вам с приезда надо бы хоть чаю напиться… Позвольте-ка, как бы это вам устроить?
– Мы уже пили чай, господин полковник, – сказал Ливенцев, – у командира третьего батальона.
– У Капитановых? Вот как?.. Как же вы к ним попали? Ори-ги-наль-ная пара, не правда ли? – с таким видом, точно приготовился рассмеяться, зачастил вопросами Кюн и брови поднял; но Ливенцев был вполне серьезен, когда говорил в ответ на это:
– Конечно,
