Эллинга, равно как и свой гражданский долг. Сказано же – всем сдать по две тонны металлолома чёрных или же цветных металлов. Кому интересно, что я тогда на самом деле чувствовал?
Усталый, но немного подуспокоившийся, я деактивировал установку и уселся перед калиткой, что вела в сад. Калитка стояла, а вот от старой чугунной решётки, что привычно темнела неподалёку, больше ничего не осталось.
Усевшись прямо на землю, я схватился за голову, не беспокоясь об уже совершенно пришедшем к тому моменту в негодность выходном костюме. Как потом мне показалось, я даже – от усталости и нервного переутомления – на мгновенье заснул… Когда поблизости раздались её легкие шаги, уже можно было наблюдать высоко поднявшееся светило, заканчивалось утро следующего дня.
Мари некоторое время встревоженно, как мне показалось, смотрела на меня, потом на остатки чугунной решётки, сваленные в кучу, потом на меня снова. Мне толком нечего было сказать, и потому я молчал, первой заговорила она:
– Ты… ты пил.
Не знаю почему, но мне в тот миг стало смешно.
Я? Пил?!!
– С чего бы?.. – кажется, вслух произнёс я. – А что, похоже?
Она кивнула, ещё больше нахмурившись.
– И зря.
– Да, всё зря, – с неожиданной готовностью подтвердила Мари. – Ты зачем это всё натворил?
Ах, это… ну, дык, распоряжение… долг каждого!
– Но ты же… – она запнулась, не в состоянии подобрать слов. – Ты же сам её варил, это же тоже часть нашей души, ты не понимаешь?! Хотя тебе, быть может, это и не так… но я ж тебя знаю до самого потаённого, зачем же так, по живому зачем?!
Великие странности… долг значит долг. И что она там лепечет?
Хотя… в то мгновение мне показалось, что она вправду пожалела о своем странном путешествии туда, где «человек может многое». Я пожалел о нём гораздо позже. А тогда всё сорвалось:
– Вам всем – только лишь бы улететь, зачем оставлять эту рухлядь! Ну и пожалуйста, – бросила она, отворачиваясь.
Мгновение моего величия было безвозвратно упущено, стоило мне…
[обрыв]
…собственно та решётка и была единственным напоминанием о брате, за давностью событий и короткостью сроков, уготованных материальным вещам в нашем мире.
Брат был младше меня на два года, однако, странным образом разница в возрасте совершенно не сказалась на наших отношениях, мы были самыми закадычными друзьями, какие только бывают на свете. Среди своих сверстников, некоторое количество которых существовало подле меня вследствие маминой специальности, я не мог найти человека, настолько полно и гармонично способного вписаться в наш странный детский мир, полный приключений и игрищ. Мы с братом были, как одно целое, неразрывное и неотделимое, рассказывая друг другу все секреты, вместе подглядывая за девчонками
