слова, стремящийся ввысь, да ещё и, видишь, достигающий чего-то значимого.
Учитель улыбнулся. Так, как умел только он, успокаивающе и обнадёживающе одновременно.
– Так что только тебе судить о цене своих свершений, ну, а остальные не останутся в стороне! Подумай, Пилот ты или нет?
– Пилот, – кивнул я не без позы, простите, её я здесь описывать не буду.
– Ну, вот и решай, Пилот. Небо было и остается единственной нашей целью, в этом мире нет ничего более ценного. Всё наше общество живёт единой мыслью – туда, вверх и вперёд. Ты знаешь это, без сомнения. В таком случае, какие колебания могут быть с твоей стороны?!!
Всё правильно, так мне тогда казалось. Ой, не хватило у вас, Учитель, таланта убеждения ещё и на Мари. На меня хватило, а на неё – нет, вот и случилось в результате всё это. Эх, если бы стать Пилотом действительно было так непросто, как мне говорили… Тогда у того, другого, доселе несуществующего, настоящего Пилота могло в итоге получиться получиться. Хотя…
[обрыв]
Да, я был похож на любого другого уважаемого члена нашего общества. Мои прадеды был космонавтами-исследователями, все они улетели на «Линье», это ещё сто лет назад. Мои деды были инженерами, они рассчитывали конструкцию «Моргейз», чтобы потом, опять же, улететь на ней вместе с обеими бабушками и прабабушкой Лин. В память о ней остались только кое-какие записи, изображающие статную женщину с невероятно умными глазами и хваткой настоящего Пилота, пусть она им так и не стала. Кто-то мне говорил, что как раз перед полётом прабабушка заступила на пост бортовой Исследовательской Группы, её одарённость как учёного до сих пор заставляет многих жалеть об её отлёте, поскольку некоторые её исследования (вроде бы!) давали повод подозревать возможность пролома Великого Барьера. Со стартом «Моргейз» все эти изыскания пропали навсегда. Отец мой в остальную нашу родню не пошёл, поскольку так всю жизнь и проходил в Стажёрах. То есть он, наверное, и стал однажды хотя бы космонавтом-исследователем, если бы не погиб как-то по глупости в промышленной зоне. Его тело так и осталось в толще радиоактивного бетона. Изо всех героев моего повествования я помню его наименее чётко. Маленькие дети редко обладают долгой памятью.
Осталась мама, но о маме – потом.
Как видите, в моей судьбе нужные детали наличествовали просто-таки до крайности завидным образом, и расчёты Совета Образования были вполне здравы, каким чудом в благочестивой и просвещённой среде под неусыпным оком Учителя мог вырасти такой вот индивид? Вероятность – ноль, ноль, ноль… да вот, Мари умудрилась сломать эту предопределённость, а уж там – стоило мне только пошевелиться. Покатился сам.
Я вдруг понял, что совершенно невозможным образом задумался в присутствии Учителя и не слышу его, безусловно, мудрых и важных слов вот уже минуты три. Обомлел. Это же неприлично!
– И ты,
