запретным и смешным. Я снова фотографировал, пытаясь поймать выразительность изображения, и однажды утром девушка по имени Динара, с которой был знаком часов десять не больше, рассматривая снимки и слушая мои рассказы о том, что делает зверь на этих кадрах, посмотрела на меня с абсолютным восхищением и сказала: «Как это здорово. Я никогда не видела ничего похожего».
С тех пор я четко знал, чего хочу, и упрямо пробивался к своей цели, хотя отнюдь не был избавлен от сомнений и отчаянья. Позади был брошенный университет, неоконченные курсы операторов документального кино. Несколько лет постоянной работы, тогда казалось не принесшей никакого результата.
Но странное ревнивое чувство к живописи осталось во мне, живо до сих пор. Я испытываю притяжение к картинам, и какую-то зависть к тем, кто их делает. Я могу восхищаться гармонией цвета, но не могу даже представить, как она создается. Я вижу недостатки и достоинства композиций в доли секунды, я неплохо рисую, у меня твёрдая рука ретушёра, я могу затенять или осветлять, приглушать или усиливать тона на цветных фотографиях. Но для меня непостижимо и недоступно, как можно работать открытыми цветами. Я восхищаюсь живописцами, словно Голиаф звёздным небом.
Тогда сомневался в достижимости своих целей, был задавлен нищетой, несчастьем Динары, отсутствием будущего. К тому же я никогда не видел живописцев вживую, точнее, люди, которые при мне писали красками, на самом деле понятия не имели о гармонии цвета. Женщина с широкими плечами, дилетантски выставившая картон и палитру на прямой солнечный цвет, как-то знала, каким образом её создавать. Мне стыдно теперь, но всё, что я чувствовал – это черная зависть и ревнивая злоба.
Нужно так много слов и строк, чтобы понять, объяснить это чувство. Но в то утро оно заполонило меня на какие-то мгновения. Едва я спустился, тронулся мимо большой, наклоненной к морю маслины, прямо по ковру из гниющих водорослей, перемешанных со скорлупками от раковин мидий и мелкой галькой, новая встреча ошарашила меня.
Две юные девушки, расположившись на плоской вершине маленькой скалки, торчащей из воды, загорали, обнажив свою грудь. Одна из них сидела вполоборота ко мне, но, видно, услышав шаги, повернулась, откинув назад длинные русые волосы. Я почувствовал, как набатом стучит в висках пульс. Они обе были чуть в теле, может быть со временем им предстояло изрядно пополнеть, но пока формы были изящны, лишь подчеркнуто налиты и округлены, а кожа – сияющей и гладкой. Русоволосая была ко мне ближе, явно красивей, – когда обернулась на звук, грудь выпятилась чуть вперед, уверен, что ощутил аромат розового соска, несмотря на жгучий запах выброшенных на берег водорослей. Невольно, – я вообще не должен был смотреть, просто это произошло так быстро и неожиданно, поэтому, клянусь Вам – невольно! – мы соприкоснулись глазами. Ее взгляд пронзил меня насквозь.
Он был наивным
