засмеялась и пихнула его мешком с перцем.
– Я придумал песню, хотите послушать? – Сван, дожевывая печенье, подошел к ним и обхватил за плечи Олдуса и Агату.
– Позже, – сказал Генри. – Лучше послушайте мой план. Освальд скоро будет здесь, но его люди понимают только простые приказы, а значит, он прикажет им остановить тех, на ком нет доспехов.
Генри выжидательно посмотрел на остальных, ожидая, что они крикнут: «Ты так здорово все придумал!», но они, кажется, не сообразили, о чем речь, и он терпеливо договорил:
– Как только на вас кто-то нападет, врежьте ему и, пока не опомнился, отнимите доспехи и наденьте на себя. Ну, кроме вас, Олдус. Хорошо, что не выбросили подарок от Освальда.
Олдус торопливо стащил с себя доспехи и протянул Генри, но тот покачал головой:
– В ближайший час меня не убьют, можете не волноваться.
– Это почему? – спросил Сван, но Генри в ответ только махнул рукой. Ему не хотелось говорить: огонь с таким нетерпением ждет, когда Генри ему сдастся, что, если придется, спасет его даже от тысячи стрел.
Олдус протянул доспехи Свану, но тот с важным видом отпихнул его руку.
– Эй, я не слабак! Наденьте на Агату, в сказках даму первой спасают. А можно мне уже песню спеть? Когда Хью говорил «позже», он обычно имел в виду «никогда».
Генри собирался ответить, но тут над Пропастями раздался голос, усиленный старинным рогом, и надежда, что Освальда легко будет перехитрить, разбилась вдребезги.
– Эй! Я знаю, что вы там! Предупреждаю: я приказал убивать на месте всех, на ком нет доспехов. Так что если решите снять доспехи с кого-то из моих людей, его сразу убьют остальные. Для таких прекраснодушных пташек, как вы, это плохая новость, так что советую доспехи не трогать.
Генри потер лицо, но даже не успел как следует прочувствовать, что его план провалился, как Сван вдруг затянул таким пронзительным голосом, что Генри едва не зажал уши:
Мы братья, и если мы вместе споем,
То песня тебя сохранит, как броня.
А после пойдем и отыщем свой дом,
Ты только подпой, если слышишь меня!
И, допев до конца, Сван тут же начал сначала.
Наверное, во времена Сердца люди сочиняли песни и получше этой, но Сван распевал ее с таким воодушевлением, что Генри даже заслушался и не сразу заметил, что вокруг происходит что-то странное.
Земля начала с хрустом покрываться ледяной коркой. Лед проступал среди корней деревьев, из щелей на земле, кое-где он намерз таким толстым слоем, что начал выгибаться горбами, и вскоре Генри понял: это не ледяные горки. Это звери. Их контуры становились все четче: лисы, олени, совы, – будто кто-то прорисовывал их черты на льду. И постепенно они задвигались, начали махать крыльями, переступать с лапы на лапу. А потом, будто втянув в себя остатки льда, с земли поднялась королева льда, и Генри сразу понял: она вполне довольна тем, с какими потрясенными лицами все на нее смотрят.
– Мы
