Сферы.
Официальное торжество подошло к концу, но неофициальная его часть только начиналась. Дворец был полон веселящихся элле. Радость чувствовать себя живыми, в очередной раз перехитрившими смерть наполняла их ликованием. Все они светились золотыми отблесками счастья, а омматида выводила на фасетку сообщение о зашкаливающем уровне дофамина. На идущего мимо воина в полной экипировке они не обращали внимания.
Но были и те, кто провожал Тамлина тревожным взглядом. Они в одиночестве ютились на балкончиках и флигельках, напевая печальные песни или оплакивая погибших, и видели жизнь совсем в другом свете – пропитанной болью как плодородная почва питательными веществами.
Король был с ними солидарен. По необъяснимому капризу эволюции страдание оказалось ее неотъемлемой частью, а живое отличалось от неживого способностью испытывать и причинять боль. Хищник поедал жертву заживо, рвал на куски трепещущее тело, иначе вынужден был долго и мучительно умирать от голода. Самцы, одержимые соперничеством, наносили друг другу смертельные раны, а самка в голодное время могла полакомиться кем-то из своих детенышей, чтобы выкормить остальных.
Такое положение вещей, нормальное для природы, совсем не казалось Тамлину благостным. И уж подавно не было похоже на вселенскую гармонию, о которой любили твердить хранители. А бессмертие не приносило облегчения. Чувство времени притуплялось, поэтому каждая рана была свежей, каждая потеря – невыносимой.
Пришлось взять чужую лошадь, чтобы избежать расспросов. Тамлин проверил крепление колчана со стрелами, вскочил в седло и выехал на северо-запад. Ехать по главной дороге было рискованно, и король взял немного левее. Конь зацокал по бутовой аллее, которая вела к смотровой площадке, обустроенной на одном из пограничных дубов.
До наблюдательного пункта король не доехал – свернул в заросли кизила, уже потерявшего листву, никем не замеченный пересек Сферу и ступил под сень лесных деревьев.
Снегопад прекратился. Ночь была промозглой, безветренной и такой тихой, что было слышно, как под древесной корой ворочаются гусеницы, устраиваясь на зимовку. Тамлин сжал коленями лошадиные бока, мысленно указал животному пункт назначения.
Чуткий конь присел на миг – и ринулся вперед. Под копытами замелькала земля. Корявая ветка хлестнула по лицу, вцепилась в воротник. Пальцы до боли сжались на ремешках поводьев.
"Три сотни лет, Иффэн. Я не терял времени даром. Стал сильнее, быстрее, опытнее. Слышишь?"
Мир вокруг замедлился, почти остановился. Лошадь неслась по тропе как ветер, но Тамлин не чувствовал скорости. Он ниже приникал к шее коня, а тот чуял состояние седока и без понуканий мчался все стремительнее, уносясь прочь от неведомого, невидимого, которое преследовало их и хватало за гриву и одежду холодными пальцами.
“Ты верила в меня больше, чем я того заслуживал, но теперь я бы оказался рядом вовремя. У того, кем я стал, хватило бы на это времени, Иффэн. Хватило бы времени на то, чтобы обогнать смерть".
Созвездия
