вокруг могилы, люди наблюдали, как рабочие кладбища опускают гроб в землю. На улице было пасмурно, каблуки вязли в раскисшей, вытоптанной почве, на раскрытые черные зонтики падали капли дождя. Похороны в Ильвернате проходили торжественно, согласно традициям: лица женщин были скрыты вуалями, тут и там виднелись жемчуга, родственники усопшего утирали слезы носовыми платками. Семьи жили здесь столько поколений, что за многими были забронированы места на кладбище – чтобы после смерти их тела упокоились рядом с прахом их предков.
Макасланы, облизывая губы, наблюдали за похоронной процессией с вершины холма.
Людьми они были не самыми приятными: у всех членов семьи были жесткие рыжие волосы и выпуклые фиолетовые вены, от всех исходил неприятный аромат самого дорогого, но при этом самого мерзкого одеколона, который можно было купить за деньги. Ни одни похороны в Ильвернате не проходили без их участия. Но Макасланы ходили на похороны не для того, чтобы отдать дань уважения усопшим.
Их целью было совсем иное.
До того, как обычную или высшую магию запечатывали в кольце с заклинанием или проклятьем, она считалась сырой. И найти такую магию было непросто. Она могла появиться где угодно: в осколках разбитого зеркала, между страниц покрытых пылью книг, на клеверном поле через час после рассвета. Сейчас было налажено ее массовое производство: в основном она выращивалась на фермах и разливалась по бутылкам, как кукурузный сироп с высоким содержанием фруктозы. Ее добавляли как основной ингредиент практически во все продукты – от помады до чистящих средств. Но в Ильвернате упрямо соблюдали старые традиции, и здесь такой подход распространен не был.
Изобель Макаслан осмотрела сырую магию, белыми, как капли дождя, отблесками мерцающую на кладбище. В людях тоже была магия. И когда человек обретал последний покой, магия его жизни рассеивалась. Если ее не собирали, ее уносило ветром и она оседала бог знает где.
Это было красиво.
Изобель изо всех сил старалась сдержать рвотные позывы.
Девушка потерла основание шеи, то место, на которое пришелся укус Клыка гадюки. У нее все утро сводило живот. Конечно, можно было бы использовать исцеляющее заклинание, но она отказывалась тратить магию на Алистера Лоу.
Вспомнив хмурое, раздраженное лицо Алистера с фотографии утреннего «Ильвернатского затмения», Изобель улыбнулась. Еще лучше было воспоминание о ярости на его лице, когда она заглянула в его мысли. Он понятия не имел, как много ей удалось узнать.
Она знала, что в кармане у него лежит кроссворд, что он не смог отгадать в нем одно слово и из-за этого весь день злился (Изобель практически сразу поняла, что слово было «эликсир»). Знала, что из-за сказок, которые мать рассказывала ему в детстве, он сравнивал себя с чудовищем – и что он все еще до дрожи боялся этих сказок. Она знала, что понравилась ему, и задавалась вопросом, что он мог подумать о белом поцелуе, оставшемся на его коже после ее заклинания – о метке в виде отпечатка ее губ.
Не то чтобы она раскрыла все его тайны: она увидела лишь те его мысли, что были на поверхности.
