от вас?!
– Не знаю, – сказал он медленно. – Но хочу верить, что тебе и в самом деле нечего скрывать, и что ты говоришь правду о простом любопытстве. Я ненавижу, когда мне лгут. Поэтому меня взбесило, когда ты начала врать там, в зале. О том, чего нет в Писании.
– Это не было враньем, – быстро сказала я. – Это всего лишь мое умозаключение.
– А еще я ненавижу тайны, – продолжал он, не слушая меня. – Если есть тайны – есть тайные умыслы, а они никогда не бывают добрыми. Я ненавижу трусов, которые готовы пресмыкаться, лишь бы сохранить жизнь. Я ненавижу подхалимов, которые продадутся за кусок хлеба и пару золотых, позабыв о гордости.
Он замолчал, и я некоторое время ждала – не скажет ли что-нибудь еще, а потом произнесла:
– Сколько ненависти в вашей душе, милорд. Как же вам тяжело живется на свете, с такой ненавистью. Мне искренне вас жаль.
– Ты меня жалеешь? – спросил он скептически. – Ты – нищая девчонка из монастыря?
– Я не всегда была такой, милорд, и мне есть, с чем сравнивать. Можете поверить – нищета в сердце всегда страшнее, чем нищета в деньгах. Ведь как говорится в Писании: «блаженные нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное».[7] Но про нищих сердцем не сказано ничего.
– Значит, твое богатство – в сердце? – усмехнулся он. – Сколько там золота? Драгоценных камней? А может, ты прячешь там породистых скакунов или клинки из фарандской стали?[8]
– Не мне судить о богатстве моего сердца. Это определят небеса.
Мой ответ его позабавил, я видела, как растянулись в улыбке его губы, обнажив белые, хищные зубы:
– Говоришь, как каноник на проповеди. Даже я проникся. Мать-настоятельница продешевила, продав тебя за пятьсот золотых. Я бы просил тысячу.
– А вы говорите жестокие и страшные вещи. Решили меня перепродать? – сердце мое сжалось от страха, но я постаралась его прогнать. Если на тебя объявили охоту – страх погубит. А то, что на меня начали охоту – теперь не было сомнений.
– Перепродать? – он смерил меня долгим взглядом, от которого у меня перехватило дыхание, а потом его белые зубы снова блеснули в полумраке. – Ну нет. Такое сокровище должно принадлежать только мне. Ты же будешь моей, Виенн?
Глава 12. Крик в темноте
В этот момент я начала понимать, чем могла заинтересовать дракона. Его окружали страх, покорность и подобострастие. Даже родной брат не осмеливался спорить с ним, не говоря о конкубинах. Я не была дурочкой и прекрасно поняла, зачем Ингунда пришла в спальню. Нет, вино совсем ни при чем. Она явилась разузнать, что происходит. Оценить – опасна ли я как соперница. Она была тиха и покорна, но смотрела цепким взглядом, словно примеряясь – надо ли впиться в меня зубами и когтями, или я окажусь развлечением на пару ночей и не стою внимания. Я уже наблюдала такие взгляды – после смерти моей матери отец тоже заводил конкубин. Иногда – двух одновременно. И мой брат не отказывал себе в удовольствии. Я не знала, что именно старшая конкубина испытывала к дракону, но сильно сомневалась,
Еванг. от Матф., 5:3
Имеется в виду булат
