мною комь должна быть в довольно близком родстве с ныне здравствующим народом коми. Ни секунды не настаиваю на этой версии, но не могу не отметить, что и любая топонимика держится на столь же шатких основаниях. Как, впрочем, и любая наука, пытающаяся объяснить прошлое.
Сосны возле монастыря Корнилия Комельского
Вот, например, бродя по совершенно пустынным берегам Комельского озера (туда шесть километров пешком от деревни Слободища), я встретил рыбака, который назвался геологом. Разговорились. И он мне сказал, что в какие-то доисторические времена это озеро было огромным, гораздо больше Рыбинского водохранилища. А потом каким-то образом вода из него ушла по Сухоне и Северной Двине в Северный ледовитый океан. И на месте древнего озера осталась огромная заболоченная котловина. А это – он указал на водную гладь – так, лягушатник.
Ничего не могу сказать насчет размеров доисторического Комельского озера (хотя болота в округе там вдоль Соти и Комелы огромные), но насчет современного озера геолог явно неправ. Оно большое, красивое, ясное. И место духоподъемное, причем – совершенно Никольское12. Мы стояли с геологом на холме, который остался от Никольской церкви бывшего когда-то у озера монастыря Стефана Комельского. И меня трясло от того, что я чуял возможность взлететь.
Монастырь Адриана Пошехонского
Монастырь назывался Никольским и поэтому Комельское озеро теперь чаще называют Никольским. Сам Стефан был монахом школы Дионисия Глушицкого… Но, господа, я так, пожалуй, никогда не начну историю, которую собирался здесь рассказать. О месте силы Дионисия речь пойдет в свое время13. И вообще, все предыдущее было лишь присказкой. А сейчас – печальная повесть про Адриана Пошехонского.
Итак…
Вправо от трассы Москва – Архангельск к бывшему Корнильеву монастырю, ведет грунтовка. Возможно, именно по ней и пришел к Корнилию уроженец Ростова Великого Адриан, прозванный впоследствии Пошехонским. В монастыре он занимался живописью. Был рукоположен в иеродиакона. Когда в мае 1537 года Корнилий умер, стал задумываться о том, чтобы отправиться странствовать.
Это не тот дуб, это его отдаленный потомок. Но растет он, как говорят монашки, ровно на том же месте
Мы впоследствии увидим14, что для Корнильева места силы характерно то, что монахи стремились уйти из него. Причины могли быть разные, не будем сейчас в них вдаваться15. В случае же Адриана – человека как будто что-то манило. Но что именно – он не мог уловить. Возможно, античные язычники назвали бы этот зов пространства судьбой или роком.
На исходе лета 1540 года в Корнилиевой пустыни появился неизвестный монах. Благолепный, в черной ризе, он буквально приковал к себе внимание Адриана. Разговорились. Черноризец назвался Бестужем («настоящее же
