яженно всматриваясь в мутное лобовое стекло, выехал на дорогу.
Печка, поурчав, заработала нормально. Приятели давно подсмеивались над его привязанностью к этой старой машине. Мужчина отшучивался, отмалчивался, но продолжал на ней ездить. Не в его характере посвящать посторонних людей в историю, что заставляла беречь старенькую «Ниву».
На дороге сгущался туман. На миг почудилось, словно машина плывет в дождевых облаках. Он включил ближний свет. Закурил. Странное, тревожно-волнительное чувство, пришедшее рано утром, не покидало.
«Старею, видать, – усмехнулся он, – сентиментальность появилась. Сроду мелодрамы эти не смотрел, а вчера и покурить не вышел, пока кино не кончилось».
Он отвлекся на дорогу. Сбавил скорость на всякий случай. Даже светофор в этом густом тумане горел расплывчато и загадочно. На въезде в город, с другой стороны дороги, на остановке под крытым козырьком кто-то был. Он еще раз посмотрел туда. На лавке, как взъерошенный воробьишко, подняв ноги и обхватив колени руками, сидел пацаненок. «Совсем еще ребенок, лет десять, не больше, – подумал Михаил, – но у этого ребенка совсем не детский взгляд».
– Словно отбившийся от стаи волчонок, а березу никак не срубят, – пробормотал он и снова подумал о мальчишке и сгоревшем от молнии в прошлом году дереве около остановки.
С братом дела закончил быстро. От предложения остаться на обед отказался. Выпил только стакан чая с печеньем и выехал назад. Дождь не утихал. Туман рассеялся, но все вокруг оставалось в сером мареве. Людей по-прежнему было мало. Женщина на краю дороги несмело махнула рукой.
– Сама не знает, нужна ей машина или нет.
Он посмотрел в зеркало. Дорога была пустой. Только одинокая фигура этой женщины под дождем. Он, досадуя на себя, дал задний ход.
– Куда вам?
– Вы такси?
– Нет, мы не такси. Вы будете продолжать мокнуть или ответите мне.
Она растеряно улыбнулась ему.
«Заигрывает, что ли?!» Пожалел, что вернулся за ней.
– Да залезайте уже, – раздраженно и грубо бросил он, – не подходящая погода для разговоров.
Она села в машину вся мокрая, насквозь пропитанная осенью. Чуть улыбнулась ему, словно извиняясь за свою нерешительность.
– Мне нужна остановка у сгоревшей березы, – сказала она.
Тревога мелькнула в ее глазах.
– Я знаю туда дорогу, – добавила быстро и поправила мокрую прядь волос.
– Я тоже, – отозвался Михаил, – понимая, что уже не сможет высадить ее, потому что по пути.
«Остановка у сгоревшей березы… – мысленно повторил он, – но почему не название района, улицы? Не местная?»
Но не спросил, промолчал. Какое ему дело?
– Пристегнитесь.
Она пристегнулась. Сцепив пальцы рук, напряженно смотрела в окно. Было видно, что сильно волнуется.
«На кой ляд ей остановка нужна, – опять удивился он, – да еще в такую погоду, – может, чокнутая? Да вроде не похожа. Нормальный вид. Обыкновенный. Только мокрый».
– Такой туман сильный, как бы не проехать, – негромко сказала женщина, не отрывая взгляд от окна.
– Не проедим, – отозвался он, – не здешняя, что ли? – спросил все-таки.
– Да нет. В Березовке мой дом.
«И живет в соседнем лесничестве. Только я ее не помню. Хотя сейчас многие уезжают, приезжают, не живется людям на одном месте».
Он включил радио. Но женщина, о чем-то подумав, решительно обернулась к нему и сказала:
– Нужно выключить радио.
– Почему? – удивился он.
– А вдруг он закричит, а мы не услышим.
– Кто закричит?
– Андрейка, – сказала так, словно он был сто лет с ним знаком.
Он послушно выключил радио, еще раз подумав, что баба малость не в себе.
Когда до места осталось немного, женщина, тоже поняв, что они подъезжают, снова обратилась к нему:
– Скажите, по этой дороге каким автобусом до Березовки доехать можно?
– Автобусом доехать до самой Березовки можно, да только вечером. Два рейса в день. Утренний ушел, а вечерний в половине шестого. Есть проходящие, только с дороги еще три километра топать.
«Значит, не местная», – мелькнула мысль.
– В Березовке живешь, а как автобусы ходят не знаешь?
– Недавно живу.
Они подъехали
