от холодильника, где лежал притихший Добрыня, донеслось жалостливое «У-ваф-ф!». Я покосился на пса и сотворил тазик с мелко порубленной говядиной.
Кошка изображала спящий режим.
Добрыня встал, понюхал предложенное угощение и неожиданно заявил:
– Ты бы, хозяин, это… кофе бы не пил, что ли.
Я покосился на кружку. Что-то мне кажется, или оттенок у напитка какой-то неправильный? Да и бутерброды уже не показались такими аппетитными. Вдруг я действительно сотворил что-то ядовитое?
– А что – что-то не так? – уж лучше в холодильнике порыться, чем сразу нарваться на второй пункт собственного плана.
Кошка приоткрыла левый глаз.
– Да нет, – Добрыня смачно зачавкал говядиной, – просто, говорят, он на здоровье плохо влияет.
Зверьё покатилось со смеху. Причём Варька чуть не свалилась со своего места, а Добрыня подавился и начал потешно откашливаться.
– Блин, шутники, перепугали! Вот так вам и надо! Будете знать, как надо мной потешаться.
– Ну, прости, хозяин, – Варежка потянулась, спрыгнула на пол и присоединилась к собачьему завтраку.
– Кстати, что вы заладили с этим хозяином – как-то неприлично. Теперь, по крайней мере… Зовите по имени, что ли. Меня, между прочим Василием зовут, если кто не знает.
– Я знаю, – собак на миг оторвался от еды. – Во дворе слышал.
– Точно. Я буду звать тебя Васькой – типично котовое имя, – чувствовалось, что кошке всё ещё хочется похохмить.
– Ладно, зовите, как хотите, – я доел рукотворный, в прямом смысле этого слова, завтрак, и меня наоборот охватило сонливое блаженство. Может истощился какой-нибудь маномагический резерв, а может сказывался банальный недосып. – Пойду-ка я посплю пару часиков. Никуда от меня теперь ваш континуум не убежит.
– Не убежит, – философски согласился Добрыня, – а я, пожалуй, во двор пойду – жарко у вас тут.
– Подожди, я с тобой, – кошка закончила умываться и потянулась.
Я выпустил своих животинок, закрыл дверь, и, добредя до кровати, провалился в глубокий здоровый сон.
* * *
Бабка Зинка была грозой всей нашей деревни и ещё двух соседних, давно сросшихся вытянувшимися вдоль дороги улицами.
Во-первых, она знала всё и про всех, помнила по именам не только местных жителей, но и их родственников, проживающих на всей территории России и за рубежом. Ей были известны клички всех собак, кошек и прочей значимой живности посёлка. Ко всему, она была профессиональной сплетницей, работающей из чисто спортивного интереса, и получающей от этого огромное удовольствие.
Во-вторых, каким-то мистическим образом, она умудрялась промелькнуть в одно и то же время на совершенно противоположных концах селения. Правда и её звучный голос было слышно издалека, что позволяло, при необходимости, загодя укрыться от её
