ожно это стереть, а можно унести с собой в памяти. Все для удобства клиентов, все на благо человека.
Чёрт, дал же себе слово не вспоминать о работе, но вот, выскочила это навязчивая фразочка из корпоративного кодекса: «Все на благо человека», и тут же закрутилось в голове: «…феномен синтетической летальности при достижении возраста…» Тьфу, тьфу, изыди, послали тебя, Петров, отдыхать – отдыхай. Не мути свое сознание, а то выгоришь – потеряет корпорация ценного работника. А сам-то ты чем тогда займешься? Мемуары засядешь писать? «Как я был ведущим инженером проекта GL111z». Пардон, индекс проекта засекречен. Тогда так: «Как я кромсал и клеил летальные аллели, и как из этого ничего не вышло».
Крохотный одноместный экраноплан-беспилотник, раскинув крылья, скользил в полуметре над водой. Под прозрачным полом чуть искрящейся изумрудной лентой неслась поверхность океана. До поплавка, небольшой станции, откуда начинался спуск в глубины Дионы, Петров долетел за десять минут стандартного общеземного времени, хотя от берега было миль тридцать. Ионный двигатель позволял двигаться и быстрее, но это уже перегрузки, это не для туристов. Еще минут сорок заняло знакомство с «оборудованием» и цикл «врастания». Петров, очень далекий от морского отдыха, впервые столкнулся с этим. Ну, видеть-то видел по визору, но сам не пробовал.
«Вот насоветовал Санёк. И на что я теперь похож?» – усмехался он, улегшись в открытый полукокон и глядя в голографический экран на то, как он превращается в ихтиандра. За уши пристраиваются розовые кустики жабр, совсем как у аксолотля, верхнюю часть лица накрывает прозрачная мягкая линза, на ногах «отрастают» ласты, тело обволакивается тоненькой пленочкой. Все это сделано из биогена, хрящеподобной псевдоживой субстанции, тоже, кстати, продукта родной корпорации. Биоген насыщен сосудами. Он срастается с телом, становится второй кожей, не только позволяет ей дышать, но усиливает кислородный обмен и заодно защищает от глубинного холода океана. Жаль, только живет недолго. Этот «костюмчик» рассчитан на шесть часов. Нужно успеть вернуться на поплавок, пока биоген не начал разлагаться. Но прикрепленный к виску чип предупредит, когда надо будет поворачивать лыжи, ну то есть ласты. О любой опасности предупредит, он мониторит округу на мили. Хотя какие тут опасности?! Это же туристический курорт. Десятимильная зона вокруг поплавка огорожена отпугивающей сетью, ультразвуковой, энергетической, пространственно-флуктуационной, или еще какой – в приветственной речи Джесика о технических подробностях особо не распространялась. Главное: здесь абсолютно безопасно. Кораллы, рыбки, безобидные дракончики и колоритные парусники, чем-то напоминающие земных мант, только плывущие, выставив крыло вертикально. Закрепленная на лбу микрокамера позволит «создать прекрасный фильм о подводном царстве Дионы», – это тоже радостно напела Джесика.
***
– Ну чё, Геныч, как дела? – Санёк распахнул дверь лаборатории и ввалился носорожьей тушей.
Это Петрову – Санёк, давний друг и однокашник, а всем остальным – Александр Игнатьевич Иловайченко, директор отдела «Генетическая Перспектива» корпорации «Заслон».
– Нормально. Шестой этап закончили, и, ты знаешь, есть, есть очень интересные зацепочки. Метилирование гена рецептора глюкокортикоидов дает…
Иловайченко двинул пухлой ладонью, смахивая за дверь лаборантку Леночку, уселся на ее место. Офисное креслице протестующе крякнуло.
– Я не про этап. Я, Геныч, про твои дела, – друг-начальник принажал на «твои».
Петров как-то замитусился, нервно подергал русую челку, пробежался с угла на угол просторной лаборатории, переложил с места на место какие-то бумаги, опустив глаза, ответил:
– Да тоже нормально, скрининг я прошел, ничего вопиющего там нет. Ну некоторое снижение уровня экспрессии…
– Знаю. Читал заключение. Поэтому и пришел. Да ты бы сел. Поговорить надо.
Петров присел на край стола, за которым вальяжно развалилось его непосредственное начальство.
– И что скажешь, Санёк?
Гена чувствовал: от разговора ничего хорошего ждать не придется. И оказался прав.
– Выгорел ты, Геныч. Ну почти. Еще чуть-чуть и алес, – видя, что друг пытается что-то возразить, протестующе поднял руку. – Не спорь, не спорь. Ты сколько уже этим проектом руководишь? Лет тридцать?
– Тридцать четыре, – выдохнул Петров.
– Во-о-от. А результатов – фиг да нифига. Великая цель – победить саму матушку Смерть. Дать человеку бессмертие. Или, хотя бы, почти. И смириться с тем, что не ты это сделаешь, не успеешь, помрешь раньше, очень тяжело. Сколько нам с тобой еще осталось? Лет двадцать? Ну тебе может поболе, я-то со своим, – он обвел руками необъятные телеса, – багажом раньше сойду. И ты гонишь лошадей: скорей, мати-йёти, скорей, болезные!
Он помолчал, вытащил из кармана штанов носовой платок, смахивающий на небольшую скатёрку,
