меня Врасопряхой, воевода.
Все началось, как только последние лучи светила скрылись за выщербленным зубцами гор горизонтом. Горячее желе, накрывшее Марь-город вдруг дрогнуло, затрепетало, медленно сползая под лёгким дуновением ветра. Подвявшая за день трава, заколосилась под его гребёнкой, как свалявшиеся нечёсанные космы старика, шевелясь сначала мягко, еле видно, но с каждой секундой колыхаясь всё сильнее. И вот уже жёсткие порывы низко пригнули её к земле. Ветер, набирая силу, закачал деревья, зашелестел листвой, подхватывая пыль и мусор с улиц. Хлопая ставнями и трепя пологи над пустынным рынком, он с залихватским свистом ворвался в слободу, словно атаман разбойной шайки. Стрелой пролетев между клетей и изб, качнув набат на каланче, ветер с воем залетел на холм с детинцем. Играючи сорвав со шпиля повалуши раздвоенный алый стяг, с вышитым на нём ястребом, он, комкая, унёс его в беспокойные, курящиеся тучи.
Довольные подношением грозовые великаны приветствовали его, прорезав окоём изломанным расколом молнии. Ярко-белая вспышка на миг превратила реальность в игру света и теней, в скопление неясных силуэтов с острыми краями. За отблеском тут же грохнул гром. Да так, что эхо загуляло по колодцам, а в окнах у дворян задребезжали стёкла. Перепуганные горожане, выглядывали на улицу, чтобы убедиться в том, что Перун не спустился в своей колеснице на грешную землю для последней битвы. Или того хуже, в городе не начался пожар. Перепуганные дети, зарывшись в тёплые объятья матерей, не осмеливались даже плакать.
Стихия, проведя впечатляющую прелюдию, перешла к не менее эффектному основному действу. Стремясь показать ничтожным смертным свою силу, гроза ревела и стенала. Сотрясая воздух, беспрестанно пронзая его яркими разрядами, она словно раненое чудовище, билась в агонии и разрушала всё вокруг. Качаясь на волнах, с протяжным скрипом стонали струги и ладьи, ударяясь бортами о причал. Глухо пел детинец. В домах громогласно выбивали дробь запертые ставни. Казалось, конец мира близок.
Наконец, ветер немного поутих и капризно-одутловатые лица туч расплакались, омывая грешную землю шумным ливнем. Хлещущие с небес струи слёз избивали город брызжущими батогами. За несколько минут на улицах и во дворах образовались кипящие от капель лужи. Ещё мгновение, и они слились в единые, мутные потоки, устремившиеся к вспененной, свинцово-сизой поверхности Ижены. Будто маленькие дети, ищущие материнской ласки, ручьи вливались в реку, чтобы безвозвратно раствориться, сгинуть, затерявшись в её неторопливых водах. Раскаты грома, теперь уже не такие оглушительные, напоминали надсадный, мокрый кашель старика.
Дождь перестал идти далеко за полночь. К тому времени он уже растерял все свои силы, напоминая о недавнем буйстве лишь негромким шелестом капель, лёгким касанием щекотавших мокрую листву. Тёмный облачный покров, в последние несколько часов стягивавший небо, расступился. В образовавшейся прорехе показался блин луны. Как только голубоватые лучи упали на землю, холмы и лес зажглись безумным миллиардом серебристых бусин. Сверкающие жемчужины висели
