было скорчил недовольную мордашку, но придавленный тяжёлым взглядом Всеволода недовольно буркнул, – Благодарю… э, госпожа.
Рыжий и высокий, остроносый, княжич внешностью всё больше напоминал отца. Окольничий был уверен, что с годами плечи юноши расправятся, взгляд приобретёт свойственную взрослому мужчине уверенность, руки твёрдость, а прыщи пройдут. «Скоро Пётр чертами превратится в копию молодого Ярополка. Прискорбно только, что во всём остальном он начинает до боли походить на мать», – отметил про себя Всеволод. Отметил с сожалением, от которого ему перед самим собою стало стыдно.
Кудесница в ответ на вынужденную благодарность княжича церемонно поклонилась. Однако воевода видел, что на губах у Врасопряхи играет всё та же лёгкая улыбка, из-за которой её действия казались чуть ли не насмешкой. По счастью, Пётр этого не заметил.
– Хоровод рад оказать услугу владетелю Марь-города. Быть может, после завершения похода Ярополк станет хоть немного серьёзнее относиться к нашим советам и перестанет делать вид, что Лысого холма не существует.
– Пока что рано говорить о возвращении, мы-то ещё и за стены не вышли. Плохая это примета, – проворчал Всеволод, отвязывая Ярку и гнедого, принадлежащего Петру, от вкопанных в землю жердей. Необструганные слеги служили опорами и стяжками строительных лесов, в ежовую шубу которых завернулись недостроенные стены Колокшиных ворот. Передав удила мерина княжичу, Всеволод взял под уздцы свою кобылу и зашагал вслед за колонной гридей. Врасопряха и юноша двинулись за ним.
Город разбудил протяжный, трубный звук. Солнце уже выглянуло из-за горизонта, золотя лучами стройный ряд еловых макушек недалёкого леса. Осветило зорькой холм с кремлём, одев башни в расшитую блестящим бисером кисею. Маковка на повалуше, крытая крашенным охрой лемехом, засверкала как сокровищница царя Замаха. Свет и пришедшая с ним теплота заставили туман откатиться вниз, к подножию утёса. Туда, где всё ещё властвовала тень. Туда, где второй год зодчие возводили внешнюю городскую стену и высокие проезжие ворота, которые уже стали именовать Колокшими. Именно из них, из-под острых стрел пузатых кранов со ступальными колесами и почти законченной крыши гульбища, раздался этот звук – заунывное пение боевого рога.
Если бы, в этот ранний час по марьгородскому Северному тракту ехал всадник или шёл путник, он встретил бы идущих по дороге кметов. Немногочисленная колонна вышагивала по камням большака под прапором цвета свежей крови. Остановившись на обочине, странник почтительно склонил бы голову перед гарцующим на гнедке молодым княжичем. По-свойски кивнул бы воеводе, прослывшем в народе «своим человеком». Заинтригованный, он, несомненно проводил бы взглядом странную женщину в чёрном, которая ехала верхом на низкорослой рыжей лошадке. Не отставая ни на шаг, за всадницей следовал рослый парень. Настоящий богатырь, красавец, он бы напугал его своим странным, неподвижным взглядом.
Так всё случилось бы, повстречай дружина всадника
